class="p1">Кайл охотно кивнул. Он знал, что моя мама была сама не своя до десертов.

– Грандиозно, Генри. Эрик, спасибо за хорошую работу.

– Ну что вы, я просто помогал, – помотал головой Эрик.

– А теперь признавайся, с кого ты все это слизал! – с набитым ртом пробормотал Бурк, и мы все ошарашенно уставились на него. – Я хочу сказать, что идея изначально была моя, а Генри ее украл, чтобы выпендриться.

Его лицо налилось кровью, и в комнате снова воцарилась атмосфера неловкости.

Фокс положил руку ему на плечо:

– Остынь, приятель. Ведь это всего-навсего рогалики с корицей.

Бурк скинул его руку и швырнул обгрызенную булочку через всю кухню:

– Я бы справился гораздо лучше, если бы ты всю дорогу не путался под ногами!

Фокс обиженно скривился:

– Эй, а разве не ты всю дорогу свистел, какая она классная, вместо того чтобы следить за…

И тут Бурк двинул Фоксу кулаком прямо в лицо, отчего тот отлетел на несколько шагов назад. Я застыла, задержав дыхание. Фокс, поднявшись, направился было к Бурку, тот, развернувшись для очередного удара, задел меня рукой – и я полетела на пол.

– Тпру! – Перепрыгнув через меня, Кайл принялся отталкивать Бурка, а Генри тем временем по-фински орал на Фокса.

После той гнусной истории с Джеком моим первым желанием было врезать Бурку как следует. Никто не может поднять на меня руку и при этом остаться безнаказанным. И я наверняка бы совершила задуманное, если бы не одно «но».

Эрик, этот молчаливый свидетель, перепрыгнул через стол и помог мне подняться.

– Пошли, – сказал он.

Вообще-то, я не любительница подчиняться чужим приказам. Но он говорил так настойчиво, что я не могла не послушаться.

Глава 24

Мы с Эриком вихрем взлетели по лестнице, а оттуда – в обеденный зал. Обитатели дворца еще не закончили обедать, и в комнате стоял гул голосов.

– Идлин?! – окликнул меня папа, но Эрик, каким-то чудом догадавшись, что мне чисто психологически тяжело здесь оставаться, потянул меня за собой. Он только на секунду задержался у дверей, чтобы сообщить о проблеме:

– Простите, офицер, но там на кухне подрались Избранные. По-моему, конфликт очень серьезный и набирает обороты.

– Благодарю. – Офицер махнул рукой двум гвардейцам, и они втроем побежали разнимать дерущихся.

Я обхватила себя обеими руками, трясясь от страха и растущей в груди ярости. Родители что-то кричали мне вслед, но я чувствовала, что сейчас не в состоянии ни общаться, ни отвечать на расспросы.

Наконец Эрик замедлил шаг и осторожно спросил:

– Куда вас проводить?

– В мою комнату.

– Тогда показывайте дорогу.

Эрик практически до меня не дотрагивался, ну, может, случайно касался моего плеча, и я поняла, что он на всякий случай держит руку на весу в нескольких дюймах от моего плеча. Я рывком распахнула дверь и увидела, что Нина занимается уборкой. Она усиленно полировала стол, в воздухе стоял приятный запах лимона.

– Миледи?

Я предостерегающе подняла руку.

– Может, принесете своей хозяйке чаю? – попросил Эрик.

Нина кивнула и умчалась прочь.

Я подошла к кровати и попыталась нормализовать дыхание. Эрик, как всегда спокойный и невозмутимый, стоял рядом.

– Мне еще никогда ничего подобного не приходилось видеть, – призналась я, а Эрик опустился на колени, чтобы быть со мной одного роста. – В свое время папа не научил меня защищаться, он всегда советовал искать мирного разрешения проблемы. А мы с Кайлом если когда и дрались, то разве что в самом раннем детстве. – Воспоминания о детстве вызвали у меня невольную улыбку. – Просто там, на кухне, я не могла не думать о том, как убегала от Джека. Бурк сбил меня с ног, и на сей раз мне захотелось дать сдачи, но я понятия не имею, как это делается.

– Ну, Генри говорит, что когда вы расстроены, то ваш взгляд действует сильнее, чем удар под дых. Вы не так уж беспомощны, как вам кажется, – ухмыльнулся Эрик.

Понурившись, я грустно думала о том, как часто уговаривала себя, что на свете нет никого могущественнее меня. И в этом была своя доля правды. Но если бы Джек уложил меня на обе лопатки или Бурк пустил в ход кулаки, то вряд ли моя корона меня бы защитила. Да, я могу наказывать, но не могу предотвратить насилие.

– Видите ли, не важно, парень ты или девушка, но агрессия – всегда признак слабости. И меня больше впечатляют люди, которые могут любой конфликт уладить с помощью слов. – Явно вспомнив о чем-то своем, Эрик продолжил: – Вот почему, наверное, язык играет для меня такую важную роль. Мой папа любил говорить: «Эйкко, слова – это оружие. И больше тебе ничего не требуется».

– Айко? – переспросила я.

Он смущенно улыбнулся:

– Э-Й-К-К-О. Как я уже говорил, имя Эрик по звучанию подходит больше всего.

– Мне нравится. Правда-правда.

Эрик бросил взгляд на мои руки:

– Вы не пострадали?

– О… Я так не думаю. – Да, тело чуть побаливало после падения, но ничего криминального. – События развивались настолько стремительно, что в голове не укладывается.

– Я не собираюсь никого из них оправдывать – то, что они сделали, неприемлемо, – но я слышал, о чем говорят парни, и могу вам прямо сказать: они все на нервах. Они жаждут произвести на вас впечатление, но, учитывая ваше высокое положение, понятия не имеют, как это сделать. Одни прикидывают, как бы незаметно поставить подножку остальным. Другие рассчитывают обойти всех благодаря своему физическому превосходству. Я понимаю, что мало кому удается выдержать такой стресс, вот почему и взорвался Бурк. Но злость непременно рано или поздно доведет до греха.

– Мне так жаль, что вам приходится при этом присутствовать.

– Ничего, все нормально, – пожал плечами Эрик. – Ведь я в основном общаюсь с Генри или Кайлом, иногда с Хейлом, а они хорошие ребята. Не подумайте, будто я собираюсь вас учить, но эти трое – самый безопасный для вас вариант.

– Полагаю, вы правы, – согласилась я.

И хотя мне еще не со всеми из них удалось остаться наедине, я догадывалась, что Хейл – реально хороший парень. А Генри, почувствовавший себя на кухне в своей стихии, полностью раскрылся и стал наконец самим собой, позволив мне понять, что он собой представляет. Кайл… Ну, с Кайлом пока еще не все ясно, но, следует отдать ему должное, он оказался лучшим товарищем, чем мне казалось.

– Передайте, пожалуйста, Генри, что мне безумно