про дочку-сироту, а я развесила уши. Почему я думаю, что он говорил правду? Между прочим, переодеться цыганкой – не вполне стандартный поступок; откуда мне знать, на что еще могла толкнуть девушку ревность?

И про Еврея мне ровным счетом ничего не известно... Действительно, глупо... Не я ли пару дней назад утверждала, что более не смею доверять своей интуиции? И все-таки я ничего не могу с собой поделать. Моя интуиция с такой постановкой вопроса не согласна. Вот что, однако, странно... Сколько же народу ухитрилось побывать в означенном месте в означенный промежуток времени, причем совершенно невинно! (И я в том числе.) Убийце прямо-таки некуда втиснуться. Как же ему удалось прийти и уйти незамеченным? Кто-то на днях уже отмечал, что это столпотворение выглядит странным. Маринка? Нет, кажется, Левочка...

Я настолько погрузилась в размышления, что едва не забыла о Костином существовании. Подняв глаза, я встретила его странный, напряженный взгляд и поняла, что он пристально за мной наблюдает. Не знаю, что там отражалось на моем лице, – во всяком случае, он тяжело вздохнул и повторил с мрачной уверенностью:

– Мне бы никто не поверил. Не поверили бы, что я его не убивал. И если бы я сказал, что знаю, кто был там до меня, – мне бы тоже не поверили.

– Что?! – вздрогнула я. – Что ты хочешь сказать?

– Да, – подтвердил он. – Я видел. Мы столкнулись в дверях лифта.

– Откуда ты знаешь, что он шел именно оттуда?

– Табло, – пояснил он. – Я смотрел на табло, пока ждал. Лифт приехал с третьего этажа.

– Там ведь две квартиры...

– Две... Но у нее был такой вид... Я еще подумал что-то вроде: «Эк тебя скрутило!» Идиот – сам через пять минут был ничуть не лучше!

– У нее? – пролепетала я. – Это была женщина?

– Это была женщина, – бесстрастно подтвердил он. – Точнее, юная девица.

– Ты... Ты ее знаешь?

– Как тебе сказать... – неуверенно пробормотал он. – Мне кажется, я ее видел, но точно не скажу. Не помню ни где, ни когда...

«Наверно, видел в кино или по телевизору», – подумала я, по-прежнему греша на Алену с Агнией.

– Какая она из себя?

– Блондинка, миниатюрная, стрижка такая дикая, знаешь – короткая-короткая, ежиком.

– Одежда? – продолжала допытываться я, чувствуя странный холодок под ложечкой.

– Черт ее знает... Что-то песочное, с голым пузом. Топ, что ли, или как это там называется...

«Лилька! – мысленно воскликнула я. – О господи!»

Костино описание не оставляло ни малейших сомнений. Именно так она была одета в пятницу. «Никита сказал мне по телефону, что она уже ушла, – лихорадочно соображала я. – Соврал? Зачем? Позвольте, что же это получается?» Я представила себе, как Никита, поговорив со мной, выходит из ванной, садится за компьютер, а Лиля за его спиной достает из сумочки пистолет... Ну и ну! Или, скажем, так: крадет ключи, уходит, встречается с сообщником, берет у него пистолет, возвращается, потихоньку открывает дверь, незаметно входит в квартиру...

И опять-таки кто-то на днях уже выдвигал эту версию. Левочка? Левочка! Надо же, какой проницательный...

Тут из путаницы мыслей внезапно вывалилась такая: а ведь это, пожалуй, значит, что Костя говорит правду! Он же не мог знать про Лильку заранее. А вдруг... А вдруг он видел, как она выходит от живого Никиты, и теперь нарочно катит на нее бочку, чтобы сбить меня, а в перспективе и всех прочих? Да нет, ерунда! Ничего ведь не стоит проверить, когда кончились переговоры. Если он действительно сидел там почти до двух, а Никита звонил мне тоже около двух, и было это после Лилькиного ухода... Значит, Костя мог видеть ее только в том случае, если она возвращалась... Так, правильно, не потерять бы нить... И тут я сообразила, что могу задать ему «контрольный» вопрос, а заодно выяснить еще одну интересующую меня вещь.

– Костя, – осторожно начала я, – а когда ты уходил от­туда, ты кого-нибудь видел? Ну, во дворе или в подъезде...

– К сожалению. В подъезде налетел на какого-то...

– На какого-то кого? Как он выглядел?

– Черт его знает, как он выглядел!.. Носатый, импозантный... Ты думаешь, я его разглядывал? Я же говорю – я летел сломя голову, как очумелый. Зачем это тебе?

«Носатый, импозантный» – это мог быть только господин Еврей. Костя видел труп до его прихода. Тем самым Еврей полностью реабилитирован. Получается так: встреча с Костей реабилитирует Еврея, а встреча с Лилей – Костю. Остается Лиля...

– О чем ты думаешь? – подозрительно спросил Костя.

Я совсем уж было открыла рот, чтобы сказать ему о Лиле, но в последнюю минуту передумала, а почему – сама не знаю.

– Так... – неопределенно пробормотала я. – Про эту, с ежиком...

Теперь нужно было задать еще один вопрос, и хотя по сравнению с вопросом об убийстве все это была сущая чепуха, язык одеревенел и нипочем не хотел поворачиваться.

– Костя, – наконец выдавила я из себя, – объясни мне, пожалуйста... Объясни мне, зачем ты к нему пошел? Зачем это было нужно?

– Ну, во-первых, он меня звал и очень настаивал... – проговорил он. И умолк.

Я старалась поймать его взгляд, но он упорно отводил глаза.

– А во-вторых, Костя? Что во-вторых?

– Да, во-вторых... – хмуро пробормотал он. – Я не хотел тебе говорить... Если ты думаешь, что этот сюжет меня не волновал, то ошибаешься. Он меня не то что мучил, а задевал, раздражал – не удавка, нет, но гвоздь в ботинке... Тоже, знаешь... Я поймал себя на том, что смотрю на Добрынина в телевизоре, а сам себя с ним сравниваю. Очень хотелось пообщаться лично и понять... твои резоны. Сам бы я, наверно, не стал напрашиваться, но раз уж он предложил...

– Ты же говорил... – начала я, изо всех сил стараясь оставаться спокойной. – Ты же говорил, что тебя это не волнует, что в наши отношения он не влезет... Ты говорил, что мне веришь... Значит, ты такой же, как все! Почему ты обманул меня? Почему не сказал с самого начала, что был там? Не доверяешь?

Я очень старалась говорить спокойно, но мой голос все повышался и повышался независимо от моей воли, так что последние слова я почти прокричала. В ту же