В тылу 9-й армии передовые танковые подразделения 1-го Украинского фронта, повернув западнее Люббена на север, перешли в наступление на Берлин. Было очевидно, что подразделения этого фронта ударят по 9-й армии с тыла. Перед командованием 9-й армии стояла тяжелая задача вместе с южной группой и оперативным отделом штаба армии с боем прорваться на запад».

Миссия 9-й армии, защитить Берлин от войск Жукова, оказалась невыполнимой. Генерал Буссе вместе с остатками своей армии попытался спастись от грозящего им окружения. В следующие дни он предпринял попытку прорвать русское кольцо окружения южнее Берлина, чтобы двинуться на запад к Эльбе и выйти к американским позициям.

20 апреля 1945 года фон Овен записал в свой дневник:

«День рождения фюрера в 1945 году. Не последний ли это день рождения, который мы отмечаем? Сегодняшний день даст ответ на этот вопрос. Правда, сегодня уже ни один человек не думает о праздновании дня рождения. Положение и без того слишком серьезное. Тысячи берлинцев вместе со своими подразделениями фольксштурма отправились на фронт, на Одер.

В течение ночи положение еще больше обострилось. Министр неоднократно звонил генералу Бургдорфу и настойчиво обращал его внимание на то, что четыре батальона фольксштурма не смогут коренным образом изменить ситуацию на фронте на Одере и что теперь фюрер должен принять решение об отправке на этот участок фронта всех сил, сосредоточенных в Берлине. Разумеется, при этом министр со всей ясностью указал на то, что в этом случае при прорыве фронта 9-й армии уже больше нельзя будет рассчитывать на оборону Берлина.

Рано утром фюрер принял решение. Оно звучало так: оборона Берлина будет организована до границ города. После этого все воинские подразделения и части, которые были в нашем распоряжении в Берлине, немедленно отправляются на фронт на предоставленных для этого городских автобусах. Мы от всего сердца желаем им успеха».

Это решение Гитлер принял слишком поздно. 20 апреля судьба сражения на подступах к Берлину уже была решена: 9-я армия расколота на три группы. Городские автобусы, до отказа забитые подразделениями фольксштурма и прочими вооруженными формированиями, становились слишком легкой добычей русских самолетов, которые в это время непрерывно атаковали вылетные магистрали Берлина (городские улицы, переходящие в междугородные шоссе). Утром в день своего рождения Гитлер разделил ту часть Германии, которая все еще находилась в руках немцев, на Северный район под командованием гроссадмирала Дёница и Южный район под командованием генерал-фельдмаршала Кессельринга. После обеда он принял в саду рейхсканцелярии делегацию фронтовиков. Лидер молодежного гитлеровского движения (гитлер – югенда) Артур Аксман свидетельствует:

«20 апреля 1945 года… я вместе с членами гитлерюгенда, которые отличились особой храбростью на фронте, стоял в саду рейхсканцелярии в Берлине. В мирное время в этот день войска обычно маршировали во время грандиозного парада по берлинскому проспекту Ось Восток – Запад. Сегодня же поздравить фюрера вместе с нами пришли бойцы дивизии СС «Фрундсберг» и Курляндской армии – измотанные в боях солдаты долгой войны.

Уже наступила вторая половина дня, когда Гитлер появился из железных ворот своего бункера. Вслед за ним вышли доктор Геббельс, рейхсфюрер СС Гиммлер, шеф партийной канцелярии Борман и имперский министр вооружений и военной промышленности Шпеер. Геринг отсутствовал.

Гитлер прошел вдоль строя фронтовиков и каждому из них пожал руку. Он шел ссутулившись. Его руки дрожали. Мы были потрясены его внешним видом. Он обратился к нам с кратким пламенным призывом: «Битва за Берлин должна быть выиграна». Было просто удивительно, какая сила воли и какая решительность все еще исходили от этого человека.

Свою речь он закончил приветствием: «Хайль ойхь!» – «Привет вам!» Однако никто ему не ответил. В саду было тихо. Только издали глухо доносился грозный грохот фронта, находившегося менее чем в тридцати километрах от имперской столицы.

Потом Гитлера поздравили его соратники. Я стоял рядом с Генрихом Гиммлером и слышал, как он сказал:

– Мой фюрер! Сердечно поздравляю с днем рождения. Желаю всего хорошего и от имени СС!

По сравнению с прежними заявлениями Гиммлера это прозвучало для меня слишком холодно. Или он обиделся на Гитлера за то, что тот отстранил его от командования группой армий «Висла»?

После поздравления Гитлер обратился ко мне:

– Вы хотели со мной поговорить, Аксман? Пойдемте со мной вниз.

Вместе с Борманом и ближайшими сотрудниками я отправился из сада рейхсканцелярии в самую верхнюю часть бункера, спустился по лестнице вниз, прошел мимо часового в серой полевой форме и со стальной каской на голове. Так я в первый раз оказался в бункере под рейхсканцелярией. <…>

– Что у вас, Аксман? – спросил Гитлер.

– Мой фюрер! – ответил я. – Молодежь выражает свой протест по поводу того, что многие представители партийной верхушки призывают ее на последний бой в фольксштурм, а сами не собираются становиться во главе этой борьбы.

– Назовите примеры, – перебил меня Гитлер.

Это не смутило меня. Среди прочих я назвал ему гауляйтера Вахтлера, который сбежал из Байройта. На что Гитлер заявил:

– В данном случае на его примере я уже дал наглядный урок другим.

Позже я узнал, что Вахтлер был расстрелян.

Гитлер громко обратился к Борману:

– Я уже столько раз говорил вам, чтобы вы вводили в руководство партии лидеров молодежи, хорошо зарекомендовавших себя на фронте. На таких молодежных лидеров всегда можно положиться.

Затем Гитлер предложил мне:

– В будущем ежедневно докладывайте мне о положении дел.

Так на самом последнем этапе войны, когда уже начался вывод из Берлина правительственного и административного аппарата, я вошел в ближайшее окружение Адольфа Гитлера».

Уйти или остаться? Такой вопрос возник перед Гитлером в этот день. И если еще неделю тому назад он категорически отверг предложение генерал-фельдмаршала Шёрнера поменять Берлин на Прагу, подверженную опасности столицу рейха на относительно спокойную резиденцию протектората, то теперь, ввиду предстоящей изоляции Северной Германии, Гитлер обдумывал, не улететь ли ему в Южную Германию, чтобы оттуда руководить дальнейшим сопротивлением. Правда, он так и не решился на этот шаг, поскольку его вера в победоносное завершение войны все еще не была сломлена. Один из офицеров из ближайшего окружения Гитлера записал в свой дневник: «Сначала вера

Гитлера в окончательную победу казалась добрым, воодушевляющим предзнаменованием. Он сравнивал положение Берлина с положением Москвы в 1941 году. Он говорил: «Большевистские генералы будут действовать точно так же, как мои генералы действовали тогда. Каждый хочет быть первым, чтобы со своей армией захватить столицу. Большевистские генералы точно так же одержимы этой целью, как тогда были одержимы ею мои генералы. Тогда я предостерегал их от этого. Они должны были оставить Москву в покое и продолжать наступление в обход нее. Позже Москва сама сдалась бы им. Но они все-таки атаковали Москву, это стоило нам тяжелых потерь в живой силе и технике, рокового ослабления нашей боеспособности без достижения оперативного решающего успеха. Точно также будет и на этот раз с русскими в случае штурма Берлина. Я приказал 12-й армии, которая без дела стоит на Эльбе, развернуться и ускоренным маршем двигаться к Берлину. У нас здесь только одна задача: наносить русским как можно более сильный урон и при любых обстоятельствах до тех пор удерживать Берлин, пока Венк не будет здесь».