– Меньше всего меня интересует сейчас ваша персона, – незло огрызнулся князь.

– В таком случае нужно просто взять и спокойно поразмыслить, что вокруг вас происходит. Хмельницкий проявил достаточно непорядочности для того, чтобы ему приказали: «К ноге!» и отвели то место в королевстве, которое он заслуживает. Вы же заслуживаете другой участи – того, чтобы стать во главе армии. Вспомните хотя бы молодого полководца принца де Конде.

– Я хорошо знаком с принцем де Конде. Как, впрочем, и с кардиналом Мазарини. И вообще постарайтесь обходиться без примеров, – проворчал Гяур.

– Мне тоже показалось, что с принцем де Конде вы по-особому дружны, – не обращал Вуйцеховский внимания на реакцию Гяура. – Поймите, это немаловажно. Речь ведь идет о Франции. Так вот, получив под свое командование целую армию – украинскую, казачью армию, армию русичей… Разве станете вы после этого долго решать: идти вам на Дунай или снова повременить? Сколько казачьих атаманов и гетманов штурмовали турецкие крепости по Дунаю, не имея и десятой части тех войск, которые будете иметь вы! Не имея поддержки польского короля. Его войск, его артиллерии. Разве это не путь к той цели, которую вы избрали, заметьте, не по моему совету, и которая стала целью всей вашей жизни? Подумайте, господин генерал, подумайте…

«Прусские драгуны» полковника Кричевского расположились на степной возвышенности, окаймленной небольшим кустарником и кленовым редколесьем. Одни уже крепко спали в наспех расставленных шатрах, другие вполголоса балагурили у костров, третьи блаженствовали в вытянутых на берег челнах, все еще покачиваясь во сне на весенней днепровской волне.

В течение того времени, когда реестровики разбивали лагерь, полковник Ганжа со своей сотней таился в ближайшем леске, стараясь не выдавать себя. Впрочем, один раз он все-таки выдал себя, завязав переговоры с разъездом драгун. Но эти люди знали, что их полковник, втайне от Барабаша, отправился к Хмельницкому, поэтому выдавать повстанцев не собирались.

Полковнику не терпелось немедленно ринуться к реестровикам и попытаться склонить их на сторону восставших. Но он понимал, что перейти на сторону его сотни полк решится только в том случае, когда будет уверен, что ее командир уже договорился об условиях объединения с Хмельницким.

– Что-то вы спешите, не поспешая, полковники-атаманы. С чего бы это, – грубовато поинтересовался он, дождавшись наконец появления гетмана и Кричевского. – Нужно сразу же идти в лагерь, пока драгуны не уснули так, что потом придется поднимать их орудиями.

Хмельницкий и Кричевский переглянулись, мысленно решая, кому из них идти и с чего начинать.

– Два твоих разъезда, Кричевский, уже в моей сотне, – молвил гетман, – так что не обессудь. Понимаю, что путь к твоему лагерю открыт, однако не хотелось бы нападать сейчас на своих, на казаков, да к тому же – сонных.

– Неправедное это дело – когда казак рубит казака, – признал полковник реестра.

– Наверное, я сам войду в лагерь и поговорю с твоими «прусскими драгунами», – молвил Хмельницкий.

– Слишком уж рискованно. Рядом – офицеры Барабаша и верная ему охранная сотня, – возразил Кричевский. – К тому же неизвестно, как поведет себя часть моего полка. Не будем забывать, что в нем пять прусских офицеров и еще сорок настоящих прусских драгун, которым переходить к повстанцам не резон, не в их это правилах. Эти всегда верны тому, кто их нанимал, и служат тому, кто платит.

– Все наемничество на этом постулате держится, – признал гетман.

– Это мои воины, и говорить с ними следует мне. Главное, что ты, гетман, здесь, и словом чести гарантируешь, что повстанцы не станут мстить им.

– Ты тоже не торопись, Кричевский, – осадил его Ганжа. – Оратор из тебя, как из меня римский император. А в таких случаях говорить следует пергаментно… Вы осторожно приближайтесь к лагерю, а говорить с драгунами стану я, Ганжа. Эй, Савур, ангел смерти, где ты там?!

– Здесь, полковник, – отделился сотник от группы офицеров, следовавших за гетманом.

– Идешь со мной. Возле тебя, ангела смерти, мне как-то спокойнее. Не спеша двигайся к лагерю, гетман. Пока придешь, он уже будет нашим. За мной, воинство Христа и Сечи!

«А в-от и клич твоей армии, – решил Хмельницкий, мысленно повторив: «За мной, воинство Христа и Сечи!». – Сказано-то как – и по-воински, и по-христиански». В лагере драгун нападения не ожидали, а всадников, что появились поблизости, у догоравших, погружающихся в полуночную дрему костров, приняли за свой разъезд.

– Слушайте меня, казаки реестра! – резко осадил своего скакуна полковник как раз посреди лагеря. – Я – полковник Ганжа! Слыхали о таком?! Полковник казачьей армии Хмельницкого, воины Христа и Сечи! Кто хочет сойтись со мной на сабли, сходитесь, кто хочет слушать – слушайте.

Из шатров драгуны выбирались с такой неуклюжей поспешностью, что рушили сами шатры. Несколько драгун старались поближе пробраться к невесть откуда взявшемуся полковнику повстанцев, но при этом волочили за собой лодку, очевидно, по привычке, как обычно вели оседланных коней.

Полусонные и полупьяные, кричевцы, однако, вовремя заметили, что лагерь уже оцеплен какими-то всадниками, а южный склон возвышенности разгорается топотом копыт еще одного большого отряда.

– Так есть среди вас воины, верные вере православной, казачеству нашему и народу украинскому, или таковых уже нет?!

– Есть! – взревело с полсотни глоток, эхом голосов перекатываясь через небольшую долину, за которой стоял основной лагерь гетмана Барабаша.

– А коли есть, то за кого воевать будем?! – гарцевал скакун Ганжи между двумя кострами. – За короля, который платит вам за то, чтобы вы кровь свою собственную, и нашу, казачью, за Польшу проливали? Или за Украину, которая не способна заплатить вам ничем, кроме вечной сыновней славы, добытой вашими же саблями?!

– За Украину!

– Не станем воевать против восставших!

– Слава Украине!

– Остановитесь, предатели! – ворвался в водоворот солдатских чувств чей-то властный офицерский голос. – Всего несколько дней назад вы заново приняли присягу на верность польскому королю! – узнавали драгуны голос гетмана реестрового казачества Барабаша, уже спешившего к ним в окружении своей охранной сотни и прусских наемников.

– Да, они присягали, Барабаш! – привстал в стременах Ганжа. – Но тому королю, который сам присягал на верность народу, клянясь, что будет охранять свободу украинских людей, оберегать степные границы Украины от басурман! Так неужто вы считаете, что он свою клятву сдержал?!

– Нет, не сдержал! – прозвучало в ответ после небольшой заминки.

– И сдерживать не собирался!

– В таком случае слушайте меня, драгуны! Ваш полковник Кричевский приближается сюда вместе с самим гетманом Хмельницким. Польское войско Стефана Потоцкого, которому вы спешили на помощь, давно окружено казачьей армией и утром будет разбито. Полковник Кривонос так держит ляхов взаперти, что им уже не вырваться.