точно так же как и собственные эмоции от ее эмоций. Помогая осознавать эти различия, островковая доля развивает сопереживание и сочувствие.

Третий компонент — моторный. Каждая эмоция сопровождается мотивацией на совершение (или несовершение) какого-либо действия. Мы совершаем или не совершаем это действие (или ощущаем импульс, заставляющий нас совершить его или воздержаться). Слушая одну музыку, мы ощущаем импульс подойти, похлопать вместе со всеми в ладоши, потанцевать. Слушая другую, нам хочется порой убежать подальше.

Четвертый компонент — когнитивный. Когнитивные оценки влияют на эмоции в том смысле, что дают нам понять, благоприятна ситуация или опасна. Когда кинематограф был для всех еще в новинку, зрители в панике выбегали из зала, видя, что актер на экране стреляет из пистолета прямо в них. Я уже писал о том, каким образом мы можем регулировать отрицательные эмоции (глубоко подышать, расслабиться и отвлечься) и находить положительные аспекты в любой ситуации.

Из этих четырех компонентов в мозге складывается «эмоциональный перцепт», или чувство. Я предполагаю, что это происходит в той области головного мозга, который называется чувствительной корой (на рис. 7 она обозначена как вторичная соматосенсорная кора). Эта часть коры получает нервные импульсы от аффективных систем и моторных центров мозга, а также информацию о состоянии органов и кожи. Она чувствительна к боли, прикосновению, давлению, температуре и поглаживанию.

Интересно, что эта область активна не только в момент, когда мы сами испытываем ощущения, но и тогда, когда наблюдаем за тем, как их испытывает другой человек. Она активизируется и когда мы ощущаем нежное прикосновение, и когда видим, как его ощущает кто-то другой. Островковая доля также реагирует не только на информацию о собственных ощущениях тела, но и активизируется при виде других людей, испытывающих такие же ощущения (островковая доля изображена на рис. 7 внизу на с. 183). Нейронные коды переживания собственных эмоций совпадают таким образом с кодами участия в эмоциях окружающих. Это составляет нейробиологическую основу для способности к сопереживанию и пониманию чужих эмоций.

Благодаря такому эмоциональному резонансу мы можем обмениваться друг с другом чувствами без слов. И это хорошо, потому что словесная передача чувств связана с большими ограничениями. Чувство включает в себя восприятие, а восприятие происходит не в словесной форме. Кроме того, мы не в состоянии выделить в своем чувстве различные компоненты и определить их точную пропорцию. Переживая какую-то эмоцию, мы не можем сказать, какое место в ней занимают наши подсознательные оценки. И в этом нам никто не сможет помочь, потому что компоненты не видны извне в полной мере.

Отсюда возникает проблема, состоящая в том, мы не можем точно и определенно выразить словами свое чувство, не имеющее словесной формы. Философ Гюнтер Гебауэр называет эту проблему проблемой словесного выражения[161]. Наша чувствительная кора не отвечает за речь, и мы не можем гарантировать, что правильно обозначаем свои чувства словами. Другим людям со стороны также не представляется возможным контролировать и корректировать то, как мы выражаем свои чувства. Это, помимо всего прочего, означает, что мы не в состоянии определить, совпадает ли наше понимание эмоции с тем, как ее понимает другой человек. Когда кто-то говорит мне, что у него сильно болит зуб, я не могу заглянуть к нему в голову и проверить, так ли это и, тем более, измерить, что он понимает под словом «сильно».

Разумеется, для общения необходимо, чтобы все чувственные восприятия были переведены в слова. Когда кто-то слышит звук скрипки, он должен для начала как-то назвать это свое восприятие, чтобы рассказать о нем другим. Важное различие между внешним восприятием и внутренним ощущением заключается в том, что последнее не поддается оценке и измерению со стороны окружающих. Например, кто-то может сказать: «Нет, это не скрипичный звук». Но нас сильно удивит, если посторонний человек будет утверждать: «Нет, у тебя не болит зуб».

В отличие от передачи чувств словами, решающее значение для понимания чувств другого человека имеет сопереживание и восприятие его эмоционального выражения. Мы можем понять и почувствовать, как сильно у человека болит зуб, если услышим оттенок муки в его голосе, увидим его искаженное болью лицо и капельки пота на лбу, а также расширенные зрачки и общее напряжение в теле. К числу сигналов эмоционального выражения может относиться запах, выражение лица, жесты, а также эмоциональная окраска голоса и интонация. С помощью эмоционального резонанса и описанных выше зеркальных процессов эти сигналы безо всяких слов вызывают соответствующее восприятие у собеседника. В этом случае у разных людей могут возникнуть похожие чувства, причем они будут более похожими, чем слова, которые они могли бы употребить для их передачи.

Ввиду того, что музыка может придавать звукам весьма интенсивную эмоциональную окраску, она имеет преимущество перед словами, когда нужно точно передать чувство. И наоборот, мы можем точно сказать, какой музыке соответствует какое чувство. Зубная боль «звучит» совершенно не так, как Eine kleine Nachtmusik («Маленькая ночная серенада») Моцарта, а вот слушая струнное трио Арнольда Шёнберга (ор. 45), мы понимаем, какие уколы в груди он чувствовал, переживая инфаркт. Благодаря возможности сопоставления музыки и чувства мы можем передавать их с помощью музыки легче и точнее, чем словами. Музыкально-терапевтическая импровизация служит именно этой цели: пациенту легче выразить свои чувства музыкой, чем словами. Аналогичным образом люди, страдающие аутическими расстройствами, могут подобрать музыку, соответствующую их чувствам, и это им дается легче, чем поиск нужных слов[162].

Описав деятельность всех аффективных систем, их эффекты, влияние когнитивных оценок и субъективное восприятие, я хотел бы в заключение заметить, что все эти феномены являются частными аспектами эмоций. Эмоция рождается из их совокупности. При этом различные аффекты могут одновременно участвовать в возникновении эмоции. Например, удовольствие, получаемое от музыки, смягчает боль. Мне приходилось одновременно видеть в выражении лица младенца и социальную улыбку, и боль. Такие смешанные эмоции особенно проявляют себя в искусстве. При звуках грустной музыки у нас могут возникнуть горько-сладкие эмоции, в которых смешивается подсознательный аффект печали с удовольствием или наслаждением от красивых звуков.

С чисто биологической точки зрения эмоции нужны для сохранения вида. Они создают мотив для определенного поведения, вызывают оптимальный уровень возбуждения, передают информацию другим представителям того же вида и мгновенно управляют вниманием и памятью без долгих сознательных раздумий. Однако наши эмоциональные системы не могут перед возникновением чувства просчитать долгосрочные последствия вызываемого им поведения. Большинство эмоций имеют цель быстро разобраться с текущей ситуацией, получить немедленное преимущество, пережить позитивное чувство и избежать боли. Поэтому для наших эмоциональных систем, по-видимому, важнее немедленный выигрыш («получить 5 евро прямо сейчас»), чем отдаленная выгода («получить в следующем месяце 8 евро вместо сегодняшних пяти»).

К счастью, люди дополнительно располагают сознанием, которое позволяет оценивать долгосрочные последствия своих поступков и регулировать негативные эмоции. Кроме того, оно помогает нам понять,