– А меня, стало быть, память не подводит. Годы идут, а память не подводит. Мы ведь с вами лет пять назад познакомились, верно?

– Да, ещё в советские времена, – уточнил Шкурин.

– А кажется, что всё было совсем недавно. – Маш-ковский негромко закряхтел и изменил позу, откидываясь в кресле. – Интересно, чем бы вы сейчас занимались, если бы времена остались прежними?

– Продолжал бы карабкаться вверх по служебной лестнице. Получил бы уже полковника.

– И просиживали штаны в своём политико-воспитательном управлении? Хе-хе…

– Вы и это помните? Удивительно цепкая у вас память! – Шкурин с восхищением поцокал языком.

– С людьми старался работать всю жизнь, а не с бумажками. А если и с бумажками, то за каждой из них человека пытался разглядеть… Да, всё так стремительно меняется. Вы только поглядите на этот ресторан. Сидим в шикарном зале. Нас обслуживают очаровательные девушки. Мы пьём замечательное вино. Впрочем, иногда могут подсунуть и подделку. Рынок у нас только называется рынком, но в действительности все стараются только уворовать… Вы этот портвейн пробовали? Это «Руби». – Машковский подвинул к Шкурину бутылку.

– Портвейн? – Владислав снисходительно взглянул на этикетку, и Машковский понял, что Шкурин ничего не понимает в качественных напитках.

– Зря вы так высокомерно относитесь к этому вину. Это в вас пережитки совдеповского мышления сказываются. В советское время портвейн означал худшее из вин, бормотуху, как тогда выражались, и никакого отношения наш портвейн к настоящему португальскому порто не имел. Вы только пригубите, сразу поймёте, о чём я говорю… Официант! Ещё бокал!.. «Руби» – вино изумительное, один из лучших португальских портвейнов. Это смесь молодых терпких порто. Три года выдержки в дубовых бочках! Удивительный букет.

– Да, – кивнул Шкурин сделав небольшой глоток. – Вы правы.

Но Машковский видел, что собеседник ответил так, только чтобы согласиться. Вкус для Шкурина не имел значения. Он ценил лишь громкие названия. «Непрошибаемый тупица и жополиз», – подумал Григорий Модестович.

В кармане Шкурина зазвонил мобильный телефон.

– Алло? – Владислав деловито прижал трубку к уху и долго слушал, затем сказал покровительственно: – Лёня, не беспокойся. Я переговорю с Сергеем Александровичем.

Он спрятал телефон и посмотрел на Машковского.

– Дела даже в свободное время донимают, – неискренне посетовал он.

– А вы сейчас где трудитесь? Не у Филатова ли?

– Да, в администрации президента, – откровенно рисуясь, ответил Шкурин. – Вот Гаврилюк звонил, просил устроить ему очередную встречу с Филатовым.

– Леонид Гаврилюк? – уточнил Машковский.

– Он самый. Вы его знаете?

– Несколько раз пересекались… Но никаких общих дел. А вы-то откуда с ним знакомы?

– В школе вместе учились.

– Даже так? – Машковский покачал головой. – До чего же удивительно всё устроено в нашем мире…

Леонид Гаврилюк, один из самых богатых и влиятельных людей Ставропольского края, в 1980 году был осуждён за хищение государственного имущества, мошенничество, взятки, злоупотребление служебным положением и получил 10 лет строго режима. Однако каким-то чудесным образом Гаврилюку удалось выйти на свободу уже через три года. В начале перестройки он стал предпринимателем, а затем президентом Союза предпринимателей Кавказа и даже членом Общественной палаты при президенте России. Он никогда не афишировал своего криминального прошлого, пытался выглядеть респектабельным и приложил все силы, чтобы информация о его судимости исчезла из картотеки МВД. Все запросы о его судимости в Главный информационный центр МВД возвращались чистыми. Это говорило о том, что старания Гаври-люка увенчались успехом.

* * *

Информация о предстоящей командировке сотрудников СБП каким-то образом успела просочиться наружу, поэтому Никитин и Ефимов, вылетая в Минводы, знали, что работать им придётся в условиях строжайшей конспирации. На местные службы ФСБ и МВД положиться они не могли, это стало понятно уже во время подготовки к командировке. Пришлось подключать Главное управление охраны.

В аэропорту Минеральных Вод Никитин сразу заметил подозрительных людей.

– А нас тут ждут, Володя, – едва слышно сказал он Ефимову.

– Как поступим, Анатолий Сергеевич?

– Ходят-то они грубовато, засветились сразу, – прежним тихим голосом произнёс Никитин. – Давай ловить машину.

– Частника?

– Да.

– Они не подставят нам своего?

– Надеюсь, что на это у них мозгов не хватит. Впрочем, если такое вдруг случится, мы его сразу раскусим. Придётся помотаться по городу. Покрутимся, срисуем «наружку», оценим, как они себя ведут…

Никитин внутренне был готов к любому развитию событий. Наружное наблюдение беспокоило его меньше всего. Перед тем как попасть в СБП, он пять лет провёл в Англии, где прошёл такую школу, о которой многие могут только мечтать. Сотрудники английской контрразведки были прекрасными учителями. Оперативники ставропольских спецслужб, купленные Гаврилюком и Гольдманом, казались в сравнении с ними несмышлёными детьми, просчитать ходы которых наперёд не составляло никакого труда. Но недостаток профессионализма провинциальные чекисты и милиционеры с лихвой восполняли нахрапистостью, граничившей с беспредельщиной, как тогда выражались. И это делало их крайне опасными. Потеряв интересующий их объект, они могли при очередной встрече выместить на нём свою досаду и злобу какой-нибудь мелкой пакостью, например проколоть шину автомобиля, а могли, потеряв над собой контроль, даже избить…

– Слышь, братец, вон у того магазина притормози, ладно? – попросил Никитин водителя. – Я на секунду сбегаю.

Солнце уже закатилось. Хотя небосвод всё ещё оставался светлым, но улица начала понемногу погружаться в мутно-серый сумрак. Водитель, молоденький курносый паренёк с наивными голубыми глазами и растрёпанными рыжими волосами, похожий на Иванушку-дурачка из какого-то кинофильма, с готовностью крутанул руль и остановил автомобиль перед небольшим магазином, над дверью которого горела тусклая лампочка, освещая зелёную вывеску «Супермаркет». Тёмный от недавнего дождя тротуар возле магазина был густо испещрён белыми штрихами окурков, всюду валялись смятые пивные банки, переползали с места на место шуршащие пакетики из-под картофельных чипсов.

– Каждый киоск норовит теперь назвать себя супермаркетом, – хмыкнул Никитин, возвращаясь из магазина с двумя пакетами, туго набитыми пивом, хлебом и какими-то ещё продуктами. Он демонстративно потоптался возле машины, чтобы зафиксировать внимание наблюдавших за ним людей на обилии покупок, затем принялся пристраивать пакеты на переднем кресле. Пока он находился в магазине, Ефимов видел, как бежевый «жигулёнок» с группой наружного наблюдения остановился метрах в пятидесяти.

– Ну что? – Никитин потянулся, разминая спину. Ефимов посмотрел на часы.