Первый шаг Флавии – связаться с кем-нибудь из прошлого или теперешнего окружения Кандинского. В своей базе данных она ищет имя "Фибер Ауткаст". Компьютер выдает ей имена семи хакеров, когда-либо использовавших этот псевдоним. Четверо из них кажутся ей заслуживающими внимания. Флавия решает действовать под ником "Вольфрам". Для начала она устанавливает систему наблюдения за компьютерами всех четырех хакеров, которые ее интересуют. Когда часы утренней работы подходят к концу, она останавливается на одном из них, который называет себя "Роковой Червь". Согласно информации из ее архивов, ему около двадцати лет, и он работает в компании, занимающейся установкой систем компьютерной безопасности в "Коммерческом центре XXI".

Вечером от имени Вольфрама Флавия шлет Роковом Червю сообщение о несовершенстве систем типа "Антихакер". Червь нисколько не удивляется: хакеры привыкли к тому, что в чатах может обсуждаться абсолютно все. И он отвечает длинным посланием, в котором говорит что единственная система безопасности, с которой шутки плохи, это "Огненная Стена". Они болтают о системах такого типа более двух часов. Вольфрам говорит, что знает секрет "Огненной Стены".

Роковой Червь. Какой?

Флавия рискнет. Хакеры пишут f как ph. Да, английский язык звучит лучше. Ей трудно привыкнуть к манере хакеров.

Вольфрам. Был друг, который все мне рассказал. Он уже давно очень зол. Он знал об "Огненной Стене". Он знал все.

Роковой Червь в затруднении. Если он признает, что был другом Кандинского, когда сам назывался Фибером Ауткастом, он подтвердит, что хакер был провайдером антихакерской программы. И Червь пропадает из чата. Но в полночь возвращается. Желание похвастаться знакомством с Кандинским пересиливает.

Роковой Червь. Проклятый лицемер, который много о себе возомнил.

Вольфрам. Вы были знакомы?

Роковой Червь. Очень давно, не будем об этом.

Совершенно очевидно, что как раз об этом и пойдет разговор: быть знакомым с Кандинским, даже какое-то время входить в его окружение, – все это прибавляет Червю престижа. И он раскрывается во всей своей красе, Флавии даже не приходится слишком долго вызывать его на откровенность. Словно человек, который ныне ведет здоровый образ жизни, но с ностальгией вспоминающий о временах беспробудного пьянства, Роковой Червь рассказывает, что Кандинский стал тем, что он есть сейчас, только благодаря ему, и рассказывает множество забавных случаев из прошлого. Флавия читает, записывает и анализирует эту информацию. Получает конкретные данные: Кандинский жил в очень бедном доме неподалеку от колледжа Сан-Игнасио.

На следующее утро Флавия сообщает полученную информацию Рамиресу-Грэму; тот обещает проверить полученные данные и заплатить ей за них.

Наконец она ложится спать. Но не может заснуть. Она недовольна тем, что сделала.

И еще: в ее памяти всплывает фраза: "Твой отец неравнодушен к твоей попке". Кто это говорил? И когда?

Она встает. Идет в комнату родителей. Кровать застелена: мама не ночевала дома. На софе в гостиной Флавия не видит привычного одеяла, которым всегда укрывается отец, когда спит там. Она спрашивает у Розы. Та не видела ни одну, ни другого, они не спускались к завтраку. Странно, обычно они так традиционны и предсказуемы… Возможно, их задержали беспорядки. Но они должны были позвонить.

Поможет ли она поймать Кандинского? И действительно ли она так быстро влюбилась в Рафаэля? Она едва успела с ним познакомиться. Любила ли она его, или ей просто показалось, что любила?

Твой отец неравнодушен к твоей попке.

А вот теперь она вспоминает, откуда эта фраза. Снова поднимается на второй этаж и подходит к письменному столу. Находит на верхней полке фотоальбомы. Листает их до тех пор, пока не находит то, что искала. Фотографии, сделанные ее отцом, когда ей было лет одиннадцать – четырнадцать. Соседи и родственники всегда считали ее хорошенькой, а тогда она как раз превращалась из ребенка в женщину. Однажды отец пришел домой с профессиональным фотоаппаратом; он сказал, что хочет сделать несколько ее фотографий и что это будет такая игра. Он будет изображать фотографа из модного журнала, а она должна позировать для него в гостиной и в своей спальне. Флави вообразила себя взрослой: сделала макияж, надевала обтягивающие джинсы и маечки, не доходившие до талии. Ее матери фотографии очень понравились, и Флавия с гордостью принялась демонстрировать альбом подружкам. Это продолжалось, пока одна из них не отметила, что на большинстве фотографий в центре неизменно оказывались округлые ягодицы Флавии.

Могло ли тогда случиться, что эти фотосессии были вовсе не такими невинными, как она думала? Флавия больше никогда не позировала для отца, спрятала альбом (она не смогла выбросить его на помойку, хотя поначалу и собиралась) и перестала подчеркивать свою женственность: не пользовалась косметикой, не носила одежду, которая могла сделать ее фигуру хоть сколько-нибудь чувственной и сексуальной. Именно тогда она стала одеваться в брюки и рубашки, скрывающие линии тела, и перестала следить за своей прической.

Флавия выкидывает альбом в мусорное ведро. И начинает сомневаться, действует ли в отношении нее закон мировой справедливости. Это нелегко признать, но она уже уверена в том, что мир давно повернулся к ней своей неприглядной стороной. И теперь она пытается найти в себе силы, чтобы научиться видеть в нем что-то прекрасное. Рафаэль был первым, кто очень помог ей в этом. Ему удалось отчасти искупить вину отца. А сейчас, когда Рафаэля больше нет, все возвращается на круги своя. Вряд ли она поможет поймать Кандинского. А если и поможет, это уже не вернет Рафаэля…

Она должна это сделать. Должна продолжать.

В конце концов, нужно разрешить проблему, которая лежит в основе всего. Может быть, рассказать обо всем маме? Или сообщить властям?

С матерью она только потеряет время. Надо немедленно заявить в полицию. Пускай отца арестуют. Она не желает больше его видеть.

В маленькой камере стойко держится отвратительный запах; в этом крохотном пространстве теснятся шесть женщин. У двух из них на руках дети. Безутешно плачет младенец: у него грязное личико, на щеках пятна сажи. "Он голоден, – говорит себе Рут, – он голоден, а они ничего не делают".

Она подходит к решетке камеры и кричит, подзывая полицейского, который стоит, прислонившись к двери, ведущей во двор; к ней подходит высокий усатый полицейский с дубинкой в руке.

– Одно дело – мы, взрослые, – говорит она, – но чем виноваты эти малютки? Они не перестанут плакать пока им не дадут молока.

– Перестанут. Не в первый раз. Устанут и уснут.

– Нельзя так обращаться с людьми.

– Никто не заставлял их создавать себе проблемы. Тоже мне агитаторши. Выходят на улицы и устраивают беспорядки, думая, что, если они женщины, им за это ничего не будет. Вот теперь пусть попляшут.

– Даже животные не заслуживают такого обращения.