Я лежал на кровати и смотрел в потолок, пытаясь вычислить, когда вернется Джуди, и придумать, чем развлечься до ее возвращения, когда ко мне постучали. Я отворил дверь — в коридоре стоял Генри.

— Привет, — сказал он.

Я словно бы онемел. Он созерцал меня с терпеливым безразличием — сосредоточенный, невозмутимый, под мышкой зажата книга.

— Здорово, — ответил я наконец.

— Как поживаешь?

— Отлично.

— Это хорошо.

Долгое молчание.

— Ты сейчас занят? — вежливо осведомился он.

Вопрос застал меня врасплох.

— Н-нет…

— Не хочешь составить мне компанию и немного прокатиться?

Я потянулся за пальто.

Выехав из Хэмпдена, мы свернули с главного шоссе на грунтовку, которую до этого я никогда не замечал.

— Куда мы едем? — поинтересовался я с некоторым беспокойством.

— Я подумал, что можно было бы посетить распродажу имущества на Олдкворри-роуд, — безмятежно ответил Генри.

За всю свою жизнь я редко испытывал такое удивление, как в тот раз, когда дорога действительно привела нас, почти час спустя, к большому дому, вывеска перед которым гласила «РАСПРОДАЖА ИМУЩЕСТВА».

Хотя сам дом был просто шикарным, распродажа оказалась так себе: рояль, заставленный столовым серебром и надтреснутыми бокалами, большие стоячие часы, несколько коробок с пластинками, кухонной утварью и игрушками и кое-что из мягкой мебели, изрядно поцарапанной кошками. Все это было кое-как свалено в гараже.

Перебирая стопку старых нот, я краем глаза следил за Генри. Он без особого интереса поворошил серебряные ножи, равнодушно наиграл одной рукой несколько тактов из стоявших на пюпитре «Грез» Шумана, открыл заднюю дверцу часов и осмотрел механизм, после чего углубился в долгую беседу с подошедшей племянницей бывшего владельца о том, когда лучше всего высаживать в грунт луковицы тюльпанов. Перерыв ноты два раза подряд, я переместился к посуде, потом к пластинкам. Генри купил садовую тяпку за двадцать пять центов.

— Извини, что вытащил тебя в такую даль, — сказал он на обратном пути.

— Ничего страшного, — пробормотал я, съежившись на сиденье около самой дверцы.

— Признаться, я проголодался. А ты? Не хочешь ли, случайно, поужинать?

Мы заехали в закусочную на окраине Хэмпдена. Ранним вечером там не было ни души. Генри заказал ужин по полной программе — гороховый суп, ростбиф, салат, картофельное пюре с мясной подливкой, кофе и кусок пирога — и методично расправился с ним в полном молчании, смакуя каждое блюдо. Ковыряя свой омлет, я был не в силах сдержаться и то и дело поглядывал на Генри. Мне казалось, я пришел в вагон-ресторан, где стюард усадил меня за один столик с другим одиноким путешественником. Этот благовоспитанный незнакомец, возможно, даже не говорил на моем языке, однако ему, похоже, было приятно ужинать в моем обществе — от него исходила спокойная приветливость, словно мы были знакомы всю жизнь.

Поев, он достал из кармана рубашки сигареты (он курил «Лаки страйк»; даже сейчас, мысленно рисуя его образ, я тут же вспоминаю этот красный кружок у него над сердцем) и, щелчком выбив пару, протянул пачку мне, вопросительно подняв бровь. Я покачал головой.

Он выкурил одну сигарету, потом другую. Нам принесли по второй чашке кофе. Сделав глоток, он пристально посмотрел на меня:

— Почему ты весь день такой притихший?

Я только пожал плечами.

— Разве ты не хочешь послушать про нашу поездку в Аргентину?

Опустив чашку на блюдце, я несколько секунд осознавал услышанное. Затем меня одолел смех.

— Да… Да, конечно, хочу… Расскажи.

— Тебя не удивляет, что я знаю? Про то, что ты знаешь, я имею в виду?

Отразившееся на моем лице замешательство, видимо, говорило само за себя, потому что теперь засмеялся он.

— Никакой мистики. Когда я позвонил, чтобы аннулировать заказ, — они, естественно, не хотели этого делать, билеты вообще-то не подлежали возврату, но, думаю, мне удалось все уладить, — так вот, когда я позвонил в компанию, они очень удивились и сказали, что ведь я подтвердил вылет буквально накануне.

— Как ты узнал, что это я им звонил?

— Кто же еще? Только у тебя был ключ. Нет-нет, все нормально, я специально оставил его тебе, — тут же прибавил он, когда я начал смущенно оправдываться. — По ряду причин это значительно упростило бы дело впоследствии, но, как назло, ты нагрянул в самый неудачный момент. Я отлучился всего на пару часов, приди ты чуть позже, никаких следов уже бы не осталось.

Он отпил кофе. У меня накопилось столько вопросов, что не было никаких шансов расположить их в логическом порядке.

— Зачем ты оставил мне ключ? — спросил я наобум.

— Если б мы все же уехали, кому-то пришлось бы в конце концов открыть квартиру для хозяйки, — пожал плечами Генри. — Понятно, что я прислал бы тебе указания, с кем связаться и как распорядиться оставшимися вещами, — вот только я совсем забыл про этого несчастного Лидэлла и Скотта. Ну, вернее, не то чтобы совсем… Но того, что ты явишься за ним, так сказать, bei Nacht und Nebel,[55]я действительно не учел. Глупо с моей стороны. Ты знаком с бессонницей ничуть не хуже меня.

— Давай проясним все до конца. Вы в результате не были в Аргентине?

Генри насмешливо хмыкнул и сделал жест официанту.

— Разумеется, нет. В противном случае я сейчас не сидел бы здесь с тобой.

Оплатив счет, он предложил отправиться вместе с ним к Фрэнсису. «Думаю, его самого дома нет», — прибавил он.

— Зачем тогда туда ехать?

— Дело в том, что у меня в квартире беспорядок, и я перебрался к нему до тех пор, пока не организую уборку. Ты случайно не знаешь какой-нибудь приличной конторы по найму домашней прислуги? Фрэнсис говорит, что после визита уборщиц из городского бюро по трудоустройству у него пропали две бутылки вина и пятьдесят долларов.

Сдерживать поток вопросов стоило мне нечеловеческих усилий, однако по дороге я не произнес ни слова. Наконец мы подъехали к дому Фрэнсиса.

— Да, как я и думал, его еще нет, — сказал Генри, отпирая дверь.

— А где он?

— Повез Банни в Манчестер ужинать. Потом они, кажется, собирались в кино — Банни хотел посмотреть какой-то фильм. Не хочешь кофе?

Фрэнсис снимал жилье в уродливом здании постройки семидесятых, находившемся во владении колледжа. Квартиры в нем пользовались большой популярностью среди студентов: они были просторнее, чем комнаты в старых домах кампуса, и позволяли жить не слишком на виду у соседей. Правда, в качестве своего рода нагрузки к этим квартирам прилагались плохо освещенные лестницы, полы, покрытые линолеумом, и дешевая современная мебель, придававшая им сходство с номерами «Холидей-инн», однако Фрэнсиса, похоже, это не смущало. Свое обиталище он обставил мебелью, привезенной из загородного дома, хотя выбирал он ее, надо сказать, как попало, и в результате возникла варварская смесь стилей, разноцветных обивок, светлого и темного дерева.