— Толку-то, — буркнул Паршнов. — Когда бы бандита можно было ракетницей напугать — на дорогах давно бы уже чисто стало.

— Да ты слушай, слушай, — продолжал водитель. — Почти на том же месте, под Щецином, его тормознули снова. Те же самые ребятки. Узнали, поздоровались даже.

Но деньги требуют. Попробовал он с ними по-хорошему, не понимают. Начал права качать — на асфальт уложили, ногами топтать стали. Он кое-как вырвался, поднялся, в машину вскочил — и по газам. У него таратайка малолитражная, «Гольф» там какой-то, а у них — «БМВ», грамотно, как и положено. Видит мой друг: догоняют, а через опущенное стекло стволом машут. Тогда он из этой ракетницы пальнул…

— Надо было из стартового пистолета, — хмыкнул Паршнов.

— …а ракета влетела в кабину и хрен уже вылетела. И все внутри выжгло, как в печке. Никто не вышел. Друг мой после этого выбросил ракетницу свою к едреней бабке, сказал: все, отъездился, кажись, не хочу больше ни денег, ни приключений.

— Брехня, — сказал Паршнов.

— Ну почему? — сказал Савицкий, прожевывая свою «беломорину». — Вполне возможно, чего. Только попасть на ходу в опущенное стекло — это лет пять тренироваться нужно.

— Зато мастурбировать удобно, — сказал Паршнов.

— Что?.. — не понял Савицкий.

— У ракетницы ствол как раз… под твой патрон.

Эксперт Савицкий сплюнул в окно. Паршнов откинулся на подголовник и громко рассмеялся.

— Очень остроумно, — сказал Савицкий.

Водитель притормозил, развернулся, освещая фарами номера на домах.

— Приехали, — сказал он. — Вот за этим углом.

У узких ворот, за желтым «уазиком» Центрального райотдела, стояли два красных «Урала», в колодцеобразный двор тянулись брезентовые шланги. Не включая поворотника, отъехала от тротуара «Скорая».

— Не откачали, значит, — хмыкнул Савицкий.

— Ты тоже остроумный парень, — не остался в долгу Паршнов. — Ракетницу дать? Или мой «пээм» попробуешь?

Они вошли во двор.

Два окна на третьем этаже были похожи на размалеванные тушью заплаканные глаза.

Мокрые потеки гребенкой спускались вниз по фасаду. В одном из окон показалась фигура пожарного, он выломал обгоревшую, тлеющую еще раму и, охнув, швырнул ее вниз. Рама тяжело грохнулась на асфальт, брызнули искры. Кучка по-домашнему одетых переполошенных жильцов шарахнулась в сторону.

— Осторожней там! — метнулся вверх визгливый женский голос. — Не сожгли, так поубиваете, сволочи!

Судмедэксперт с местным опером и участковым курили на скамейке. Перед ними стояли носилки; в первую очередь Денис заметил торчащие вверх руки со сжатыми обуглившимися кулаками.

— Ну что там? — спросил он.

— Кончено, — сказал участковый. — Спекся…

Тело лежало на спине, ноги были присогнуты, руки будто метились в кого-то. Из одежды остался только закопченный, пропитавшийся жиром воротник на шее и резинки носков на ногах. Кожа блестела, как блин, в нескольких местах ее пересекали трещины, наполненные ярко-красной свернувшейся кровью. Одна сторона лица сморщилась, другая, наоборот, — вспухла, налилась сине-фиолетовым.

Денис заметил, что дышит носом, крепко сжав зубы. Чиркнула спичка, Савицкий молча закурил. Паршнов откашлялся и уставился на полную молодуху в цветастом, наподобие узбекского, халате; она теребила пальцами короткий нос и бормотала:

«Это все мы могли так погореть… Повезло, что не успели заснуть…» Между полами халата вздрагивали обтянутые тонким шелком груди.

— Дежурному сообщили, что кто-то ракетницей баловался, — сказал Денис. — Это правда?

— Вроде бы, — кивнул участковый. — Вроде как Димирчян сегодня дружков своих поил, он тут через дом живет. Кто-то говорит, песни слышал, кто-то говорит — стреляли, дрались, матерились на чем свет стоит. Кто-то вспышку видел… Люди пока еще в себя не пришли, говорят абы что.

— А где этот Димирчян сейчас? К нему посылали кого-нибудь?

— Я заходил. Дома нету. И машины его нет. Смотался куда-то.

— Паршнов, поговори пока с жильцами, — сказал Денис. — Мы с Савицким осмотрим квартиру, потом с доктором — труп.

А вы хорошенько осмотрите двор, — обратился он к местному оперу. — Если в самом деле стреляли — должны быть гильзы.

Оперуполномоченный Паршнов целенаправленно двинулся опрашивать молодуху.

Савицкий приготовил фотоаппарат со вспышкой, включил фонарь и двинулся к подъезду. Денис кивнул участковому, приглашая с собой.

— Там по колено будет, бесполезно, — сказал участковый, но пошел следом, хотя и без особой охоты.

Когда они поднимались по темной, скользкой и мокрой лестнице, навстречу прогрохотали дюжие мужики в перепачканных сажей негнущихся комбинезонах. Денис подумал, что с ними надо обязательно переговорить, крикнул вслед:

— Кто там у вас главный — передайте, чтобы подождал меня внизу!

— А ты что за член-корреспондент? — вяло поинтересовались пожарные.

— Следователь городской прокуратуры Петровский, — Денис полез в карман за удостоверением, но пожарные не стали его ждать, сказали «ладно-ладно» и погрохотали себе дальше.

На лестничном марше витал тошнотворный запах гари. В «предбаннике» на третьем этаже вода покрывала подошвы, плавали черные хлопья. Две пожилые женщины со свечками в руках тихо разговаривали, стоя на порогах своих квартир; обгоревшая дверь с табличкой 12 была снята с петель и стояла, прислоненная к стене. Изнутри валил кислый дым.

— Моя фамилия Петровский, я следователь прокуратуры, — представился Денис. — Кто жил в этой квартире?

Женщины переглянулись. Одна спросила у другой:

— Как его… Гришук?

— Нет, Горейчук. Володя, — ответила та. — Жена с дочкой съехали в деревню, в Дятлово, там у них дом, а он здесь последние шмотки пропивал. И книжки на рынок носил, пропивал тоже. Из-за него, из-за говнюка, позаливало весь дом… Слышь, это, Надька со второго прибегала, — женщина вновь обратилась к соседке, — они только-только ремонт закончили, восемь миллионов вколотили, целый месяц все хвост распускала: ой, какие у нас обои, ой, какие у нас потолки!..

— Зайдите с нами, будете понятыми, — попросил он женщин.

— Ой нет, потом по судам затаскают, — обе мгновенно исчезли в своих квартирах.

Вот так всегда.

— Найдите понятых! — скомандовал Денис участковому и осторожно, чтобы не запачкаться об обугленные стены, прошел по залитому пеной полу в квартиру.

Гостиная выгорела дотла, диван походил на остов потерпевшего крушение дирижабля, телевизор криво скалился трещиной в обугленном кинескопе. Окно было разбито, за пустым проемом стояла тихая звездная ночь.