— Мария Анна Мак-Фарленд, ты богохульствуешь, — сказал он, — своей глупостью ты приумножаешь свои грехи. Ты видела сон, Мария, и только.

— Он приходил ко мне, — запротестовала она, — я знаю, святой отец, потому что я чувствовала его. Я чувствовала, как святой Себастьян посеял во мне свое семя. Вы ведь не испытываете каких-либо чувств в своих снах, святой отец?

— Это был всего лишь реалистичный сон, дитя!

— Теперь я понимаю, почему «она» никому не рассказывала о Гаврииле.

— Она?

— Святая Дева. Она знала, что люди не поверят ей, поэтому никому не сказала о том, что он приходил к ней, что и мне следовало сделать.

— Это возмутительно, Мария, сравнивать себя с Божьей Матерью. Я не потерплю этого, ты зашла слишком далеко. Тебе удается водить за нос родителей и доктора Вэйда, но я ответственен за твою душу, Мария, и я не приму эти нелепые россказни. Ты католичка, Мария, ты принадлежишь к привилегированной группе людей, которых Господь любит и оберегает, если они живут по его законам. У тебя есть возможность исповедаться и искупить свои грехи, возможность, которая есть далеко не у всех и к которой нельзя относиться легкомысленно. Исповедуйся в своих грехах, Мария Анна Мак-Фарленд, дабы спасти свою бессмертную душу.

Однако тактика устрашения не сработала. Отец Криспин вспомнил, о чем его просил доктор Вэйд.

— Ты ставишь под угрозу жизнь неродившегося дитя.

— Господь позаботится о нем, — ответила она, сохраняя ошеломляющую невозмутимость.

— Господь посылает нам врачей, Мария, чтобы те выполняли его работу на земле. Он хочет, чтобы ты продолжала наблюдаться у доктора Вэйда, ты не должна подвергать опасности здоровье своего ребенка!

В конце своего бесплодного разговора отец Криспин взмолился.

— Мария, исповедайся. Позволь исповеди прогнать твою боль.

Однако Мария оставалось непоколебимой и твердой, как фундамент его церкви. Если уж он, ее священник и исповедник, не мог вразумить ее, на что же тогда надеялся Джонас Вэйд?

Что касается Джонаса, то он и сам не был ни в чем уверен. Он пришел сюда ради того, чтобы подтвердить слова Марии о ее невинности и получить разрешение родителей на проведение амниоцентеза.

Во время ее последнего визита — до того рокового дня, когда она заявила ему, что больше не нуждается в его помощи, — Джонас осмотрел ее. Насколько он мог судить, плод развивался нормально. Но этого было недостаточно. Только вчера вечером Джонас достал книгу «Акушерство и гинекология» и перечитал главу «Патологии развития плода». Там он наткнулся на шокирующую статистику: три четверти всех монстров, зародышей с недоразвитыми головами или без оных вообще, были женского пола. Он сидел в своем кабинете, раздавленный прочитанным, игнорируя приглашение Пенни к ужину, думая о том, что некоторые из этих кошмарных уродливых созданий могли быть результатом партеногенетического зачатия.

Он не мог вынести мысли о том, что внутри Марии мог расти один из таких монстров. Джонас Вэйд хотел провести амниоцентез, несмотря на все связанные с ним риски, так отчаянно, что готов был за это драться.

Мария сидела у себя в комнате и расчесывала волосы, когда услышала, как Натан Холленд вошел в дом и поздоровался с доктором Вэйдом. Голоса были приглушенными, но она была уверена, что она слышала среди них голос Майка. Мысли о том, что через несколько минут она увидит его, приносили ей боль, но Мария знала, что она сможет держать себя в руках. Майк был похож на Иосифа: в Евангелии от Матфея было сказано, что сначала Иосиф хотел тайно отпустить Марию, расторгнуть их обручение, но во сне ему явился святой Гавриил и все объяснил. С Майком будет то же самое. Господь позаботится об этом. Она не знала, зачем доктор Вэйд решил устроить это собрание. Ей было все равно. Если это сделает ее родителей счастливыми (а они оба прямо просветлели, когда узнали, что он хочет приехать к ним), то, ради бога, пусть его устраивает. Она знала, что мать с отцом не очень-то были рады ее рассказу о святом Себастьяне, поэтому Марии даже хотелось, чтобы доктор Вэйд пришел и успокоил их растревоженные души какой-нибудь научной теорией.

На туалетном столике, стоявшем рядом с зеркалом, лежала стопка книг, которые нужно было вернуть в библиотеку. В самом низу лежала книга «Царица небес», рассказывающая о Деве Марии. Ее она прочитала самой первой. Несмотря на тысячу с чем-то страниц, в книге было мало конкретных фактов или новой информации. В основном в ней содержались сведения о том, как относились к культу Девы Марии в эпоху Средневековья и Ренессанса. Мария Анна Мак-Фарленд узнала из этой книги только две вещи: сама Дева Мария была зачата, когда ее мать, святую Анну, поцеловал в щеку святой Иоахим, и что Мария родила Иисуса без боли и крови.

Остальные книги были посвящены этой же теме, только несколько выходящей за пределы христианства — классической мифологии. Из них Мария узнала о других случаях непорочного зачатия — Лиде, Семиль, Ио — смертных женщинах, родивших детей от богов. Согласно преданиям, такие известные исторические персоналии, как Платон, Пифагор и Александр Великий, были рождены матерями-девственницами. История была полна такими примерами. Мария узнала, что она не одинока, и от этого ей стало намного легче и спокойнее.

Положив расческу на столик, Мария закрыла на секунду глаза и сделала глубокий расслабляющий вдох. Она подумала: «Я Веста; я дева из дев; я Исида, я мать из матерей; я Ева, я женщина из женщин…»

Как Майк и предполагал, стоило Марии войти в гостиную, как он снова влюбился в нее. Она так изменилась! Широкое платье-халат с уточками и зайчиками скорее подчеркивало ее интересное положение, нежели скрывало; лицо было более округлым, гладким; груди большими, волосы блестящими и прямыми, глаза словно два больших озера. Майк почувствовал, как в горле у него встал ком; он хотел взять Марию за руку, но передумал — его ладони были потными.

— Всем привет, — сказала она, улыбнувшись.

Джонас Вэйд решил не тратить времени впустую. Когда все расселись вокруг него — Люссиль и Тед на диване, по обеим сторонам от него, отец Криспин в мягком кресле, Холленды на двух обеденных стульях, Мария на оттоманке, — он открыл портфель, извлек из него несколько чистых листов бумаги и приготовился к краткой лекции, посвященной вопросу зачатия. Он нарисовал на листе круг с маленьким кружком и несколькими волнистыми линиями внутри него.

— Это человеческая яйцеклетка, а эти линии, вот здесь, ее хромосомы, их сорок шесть. Когда во время овуляции яйцеклетка выходит из яичника, начинается так называемая стадия созревания. Клетка делится на две равные части, в каждой части насчитывается по двадцать три хромосомы, и эта половина яйцеклетки, — он нарисовал что-то вроде песочных часов и надписал над верхней половиной букву X, — известная, как второе полярное тельце, выталкивается. Теперь созревающая яйцеклетка содержит в себе только двадцать три хромосомы и готова принять те недостающие ей двадцать три, что содержатся в сперматозоиде. Если на этой стадии развития яйцеклетки происходит половой акт, то сперматозоид проникает сквозь желточную мембрану, преобразуется в веретенообразную массу, известную как мужской пронуклеус, и сливается с двадцатью тремя женскими хромосомами, оставшимися в центре яйцеклетки. Таким образом, процесс деления запускается, яйцеклетка начинает делиться и размножаться до тех пор, пока не развивается в группу клеток, а затем в эмбрион.