— Что ты делаешь? — спросил Этан, глядя, как Туз укладывает в мешок свою одежду.

— Ухожу. — Великан завязал мешок и встал. — Я давно уже собирался — так почему бы и не сейчас?

— Да разве ты можешь уйти? — спросил Тор. — Ты ведь связан чарами!

Туз мрачно пожал плечами.

— А что с тобой будет, если ты убежишь? — спросил Этан. — В чем они, эти чары?

— Я уже говорил тебе, недоумок: шкуру с меня снимут. Стоит мне удалиться от холма в любую сторону, и моя кожа (так я думаю, хотя сам никогда не видел), моя кожа начнет помаленьку таять. А как уйду я от вредной старухи на целый день, все мои кости и потроха рассыплются — держать-то их больше нечему будет.

— Ой, — сказал Этан.

— Да не все ли равно. Как только они узнают, что я вам помог, со мной сделают то же самое. — Туз взвалил мешок на плечи и в последний раз окинул взглядом аккуратно сложенные биты, корзины с яркими белыми мячами, запасные базы, рукавицы, кэтчерские маски и наколенники. В глубине кладовой стоял верстак, а рядом — какая-то древняя машина с колесами и приводными ремнями. Там-то главный механик, должно быть, и собирал разные устройства, столь любимые феришерами. Туз смотрел на все это с неприязнью, но не без сожаления. — Может, мне посчастливится дойти до дому в целости, а уж там я возьму за глотку тех, кто отдал меня в рабство этому племени. Доберусь я до этих гадов, которыми матушка наделила меня вместо братьев.

— Джон Чугунный Кулак — тоже твой брат?

— Один из них. Из него я из первого душу вытрясу, если повезет. — Туз нехорошо улыбнулся и сказал Этану: — Времени у нас, конечно, мало, но я еще успею придать твоей щепке более приличный вид.

— Ты про палку? Ты мог бы сделать из нее биту, да?

— На станке это и пяти минут не займет. — Туз показал на загадочную машину. — Но я сделаю это с одним условием; все стружки, которые я сниму, мои. Может, я сумею ослабить чары и уйти подальше, если набью карманы рубцовым деревом.

Этан взглянул на Тора. Тот кивнул.

— Похоже, нам не только мячи отбивать придется, — сказал он. — А биты для этого годятся лучше, чем простые палки — иначе зачем их вообще делать?

Этан вручил палку великану, а тот, по-своему бережно, отнес ее к станку. Станок поставлен в самый дальний угол потому, что он железный, пояснил Туз, а резцы стальные. Палку Туз закрепил между двумя шпинделями.

— Славная деревяшка. — Он похлопал по ней с сожалением, как будто ему не хотелось ее обрабатывать. — Просто замечательная.

Левой ногой он стал нажимать на педаль внизу, и палка начала вращаться — сначала медленно, потом все быстрее. Этан с Тором стояли у него за спиной и наблюдали.

— Этот резец — из колдовского железа, — сказал Туз, подводя к дереву блестящий инструмент. — Больше никакой не подошел бы.

Резец соприкоснулся с деревом, и Этан так и не понял, что случилось потом. Что-то тонкое и длинное, темное на одном конце и ярко-золотое на другом, выскочило из-под резца и с шипением ударило его прямо в грудь. И Тор, и Туз утверждали после, что это могла быть только стружка, необычайно длинная ясеневая стружка, снятая при первом нажиме резца, но Этан ощутил это, как электрический разряд. Ему обожгло ноздри, и странная пульсирующая боль пронзила грудную кость. Глаза заволокло слезами, и перед ними заплясали искры — так бывает, если нагнешься, а потом слишком резко выпрямишься. Ладони зудели от невыносимого желания поскорее схватить ясеневую ветку снова. Ему казалось, будто он потерял такую же неотъемлемую часть себя, как свое имя или вкус языка во рту, и ему не терпелось вернуть это назад.

Вокруг маленького великана тоже плясали искры, озаряя его топорные черты странным светом. Они, все трое — человек, великан и подмененный феришер, — будто стояли в центре земли, освещенные древним огнем творения. Потом, несколько минут или часов спустя, искры погасли, в глазах у Этана прояснилось, а Туз, с опилками на волосах и бровях, сказал ему:

— Остался еще один заход. Там, в дереве, сидит узел. Если его срежу я, ты получишь самую лучшую из всех бит, которые я выточил на своем веку, но и только. Если срежешь ты, у тебя, по моему разумению, будет всем битам бита. Но может статься и так, что ты по неопытности запорешь все дело, и тогда эта щепка сгодится только на зубочистку для моего папаши. Может быть и так, и этак.

— От чего же это зависит? — Туз, как и обещал, за несколько минут превратил узловатую палку в гладкую, красивую бейсбольную биту, плавно сужающуюся к рукояти. Дерево призывно блестело и казалось мягким, как замша. О прежней ветке напоминали только две короткие чурочки на обоих концах заготовки. Этан сначала подумал, что Туз предлагает ему просто обрезать эти концы, но потом разглядел где-то на середине рукояти темный выступ, как кольцо или воротник. Если его не срезать, он вопьется прямо в ладонь.

— От тебя, ясное дело, — ответил великан, как и ожидал Этан. — От того, что у тебя внутри. От твоих рук и от сердца, которое ими движет.

— Почему? — Этана охватил внезапный страх промахнуться, пролететь — в точности как на поле, когда он выходил отбивать. — Почему от меня?

Но и теперь он, задавая вопрос, знал ответ заранее.

— Потому что в этих делах всегда так, — сказал великан, собирая с пола опилки и стружки и набивая ими карманы.

— Давай, Фельд. — Тор впервые за долгое время — а может, вообще впервые — не назвал его капитаном. — Нам пора назад, к Клеверу.

— Да. — Этан взял у Туза резец с деревянной рукояткой и загнутым по краям, почти свернутым в трубочку лезвием. Блестящее острие напоминало ноготь большого пальца. Туз привел в действие педаль. Бита снова закрутилась, и выступ на ней превратился в темное пятно, в легкую тень, которую Этан даже не видел как следует. Он медленно подвел резец к тому месту, где она как будто мелькала. Нажмешь слишком сильно — разрежешь рукоять пополам. Оставшаяся после этого палочка сгодится, чтобы вылечить Клевера, но мячи ею отбивать уже нельзя будет и головы скрикерам сшибать — тоже.

— Не сжимай так, — сказал Туз. — Ты ведь не придушить его собрался.

Этан немного ослабил пальцы, стиснувшие резец. Нажмешь недостаточно сильно — и лезвие проедется вдоль биты, ковыряя дерево. Рука Туза нажимала ему на плечо, Тор давил его своим пристальным взглядом. Этан снова поднес резец к бите, понятия не имея, с какой силой его надо прикладывать. От визга приводных ремней закладывало уши. Перед тем как окончательно опустить резец, Этан услышал голос Дженнифер Т. Райдаут, говорящий ему: «Не зажмуривайся!» Тогда он осознал, что действительно зажмурился и тычет резцом в свою чудесную биту как попало, рискуя испортить ее навсегда.

— Нет! — крикнул он. — Не могу!

Он отдал резец Тузу. Тот снял ногу с педали, и бита, покрутившись еще немного, остановилась. Темный выступ бугрился как раз посреди рукояти.

— Ты извини, — сказал Этан, — я как-то не готов. Сделай это сам.