Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Глеб в упор посмотрел на волхва.
– Слыхал? Это мнение большинства. Ступай прочь, паромщик. Мы не отдадим тебе камень.
Лицо волхва передернулось, рука крепко сжала посох, а глаза гневно сверкнули.
– Вы об этом пожалеете! – пролаял он. – Я не выпущу вас из леса! Я околдую вас и сведу с ума! Отныне каждая лесная тварь, от самой большой до самой маленькой, будет против вас! Каждая ветка будет норовить выхлестнуть вам глаза! Под каждой корягой будет таиться опасность!
– Вот как? – Глеб прищурил темные, недобрые глаза и спокойно пообещал: – Что ж, мы будем внимательнее смотреть под ноги. Прощай, паромщик. И намотай себе на ус: следующая наша встреча станет для тебя последней. А теперь – пшел прочь!
Лицо волхва потемнело от ярости, а глаза его побелели и лишились зрачков и радужки, словно их бросили в кипяток.
– Убью тебя! – возопил волхв страшным голосом, вытянул руки и стал стремительно надвигаться на Глеба.
Глеб, понимая всю бесполезность сопротивления, замахнулся мечом, и в то же мгновение Лесана прыгнула к ближайшему дереву, взвилась в воздух и схватила что-то с ветки.
Раздался громкий вопль, высокая фигура волхва покачнулась и стала рассыпаться на куски, а за спиной у Глеба что-то неразборчиво крикнул Хлопуша. Глеб быстро обернулся. Лесана, упав на траву, билась с огромным черным вороном, которого она сорвала с ветки.
Ворон вопил страшным голосом и бил Лесану огромным клювом по рукам. Хлопуша и Глеб бросились на ворона одновременно. Схватив упирающуюся птицу за крылья, они быстро стащили черную тварь с Лесаны и ударами кинжалов пригвоздили ее к земле.
– Попалась, птичка! – торжествующе крикнул Хлопуша.
– Вы сдохнете! – злобно каркнул ворон. – Все равно сдохнете!
– Только после тебя, – прорычал Глеб, схватил ворона за голову и быстро перерезал ему глотку.
Тело ворона задрожало и стало расти. Глеб и Хлопуша вскочили на ноги и отпрыгнули в стороны. Тело продолжило раздуваться и вдруг с оглушительным звоном лопнуло, обдав все вокруг перьями и пухом.
– Пёсий потрох! – выругался Хлопуша и отплюнул пух. – Лопнул, как раздутая кишка! И вони после него столько же!
Глеб протянул руку Лесане.
– Ты как? – спросил он.
Лесана потрогала исцарапанный лоб, улыбнулась и сказала:
– Я в порядке.
Взявшись за протянутую руку, она поднялась на ноги. Рамон, прихрамывая, подошел к останкам волхва, окинул их спокойным взглядом, потом сурово сдвинул брови и продекламировал:
– «Сплошная ночь тебя взрастила, демон. На горе света радостным сынам». Да смилостивится Господь над твоей черной душою, колдун.
И перекрестил останки.
Ехать вчетвером на двух конях – занятие несложное. Тем более когда кони крепкие и сытые. После гибели волхва лес вокруг уже не казался таким темным и неприветливым, как прежде. К тому же до большака отсюда оставалось не больше семи верст.
– Слышь, Рамон! – окликнул Хлопуша, мерно покачиваясь в седле.
– Чего? – тихо отозвался толмач, сидевший у него за спиной.
Хлопуша вздохнул.
– Да так, ничего.
– А зачем окликал?
– Хотел убедиться, что у тебя нет проблем со слухом. Здесь, в Волховом лесу, это важно.
Рамон нахмурился и обиженно заявил:
– Очень смешно.
Затем отвернулся и погрузился в молчание.
– Не обижайся, Рамоша.
– Я тысячу раз просил тебя не называть меня Рамошей.
– Что же тут поделать, если ты Рамоша. Не Рамаданом же мне тебя называть. Рамадан – имя чужое, муслимское. А муслимские демоны «шурале» злее наших родных лешаков во сто раз. Нет, друг, с муслимским отродьем я не связываюсь.
Рамон промолчал, и Хлопуша продолжил его донимать:
– А скажи-ка мне, Рамон, как там у вас в Риме называют доходяг?
– Как называют доходяг, не знаю, но всех наших дуралеев называют Хлопушами. Это уж ты мне поверь.
– Вот опять обиделся. Не обижайся, брат. Я ведь любя. – С полминуты Хлопуша ехал молча, затем покосился на Глеба, ехавшего с Лесаной на второй лошади, и заговорил снова:
– Первоход, можно тебя спросить?
– Спрашивай, – разрешил Глеб.
– Говорят, что каждый, кто провел в Гиблом месте больше месяца, теряет свою душу и превращается в темную тварь. Правда ли это?
Глеб усмехнулся:
– Я был в Гиблом месте намного дольше, но я – человек.
– Ты в этом уверен?
Глеб отрицательно качнул головой:
– Нет. А ты? Ты ведь тоже бывал в Гиблом месте.
– Ну, ты скажешь! В сравнении с тобой, я в Гиблом месте гость редкий.
Глеб вдруг поднял руку и осадил коня. Здоровяк тоже осадил своего гнедашку и тревожно спросил:
– Что случилось, Первоход?
Глеб некоторое время молчал, прислушиваясь к чему-то, затем втянул ноздрями воздух, шумно выдохнул и сказал:
– Нас преследуют.
– Кто? – удивился Хлопуша.
– Это я сейчас выясню. – Глеб легко спрыгнул с коня и бросил уздечку Лесане. – Будьте здесь, а я скоро вернусь.
– Первоход, не забывай, что ты все еще слаб, – нахмурившись, сказала ему травница.
– Не настолько, чтобы не пройти пешком двух верст, – ответил Глеб.
– Только возвращайся скорее, – попросил Рамон, – если не хочешь, чтобы этот хлынский Голиаф сожрал меня или свел с ума своей болтовнёй.
– Не волнуйся, Рамон, – успокоил его Хлопуша. – Голиаф сегодня сыт, а поток его веселой болтовни легко разобьется о плотину твоего скучного молчания.
Глеб усмехнулся.
– Рыбная диета пошла тебе на пользу, здоровяк, – сказал он. – Твои мозги прямо-таки светятся от фосфора, я это даже сквозь череп вижу.
Хлопуша озадаченно нахмурился, услышав незнакомые слова, а Глеб поправил на поясе меч, повернулся и зашагал назад по вьющейся, едва различимой в траве тропке.
Вернулся он минут через двадцать. Взглянул на отдыхающих товарищей и хмуро проговорил:
– Нам придется принять бой.
– Как бой? – удивленно спросил Хлопуша. – Какой бой? С кем?
– Это простолюдины, – ответил Глеб. – Вероятней всего, рыбаки. Жители деревни, которой управлял волхв. Думаю, перед тем как сдохнуть, волхв внушил им что-то на наш счет.
– Простолюдины? Всего лишь? – Хлопуша усмехнулся. – Я думал, Довгуш придумает что-нибудь получше.
– Сколько их? – спросил Рамон. – Они вооружены?