Первоначально возникла мысль об избрании в качестве основного района еврейской сельскохозяйственной колони­зации северной, степной части Крыма. В широких кругах населения очень распространено представление о Крыме, как о райском уголке. Это верно только в отношении юж­ной прибрежной полосы, так называемой Крымской Ривье­ры, занимающей около 1 % площади Крыма. Очень благо­приятны условия для развития сельского хозяйства и в при­легающей к Крымской Ривьере горной части Крыма (око­ло 19% всей площади Крыма). Но совсем иным характером отличается большая часть расположенной к северу от гор­ной полосы степной территории Крыма (около 80% его площади). А между тем только в эту степную область, при­чем и здесь преимущественно в наименее благоприятные се­верные и северо-восточные части ее, был направлен поток еврейских переселенцев. И для этого были серьезные осно­вания.

Вследствие неблагоприятных условий для развития сельского хозяйства степная часть Крыма всегда оставалась мало населенной, а после тяжелого голода в 1921 году, когда население Крыма уменьшилось более чем на одну пя­тую, сельскохозяйственное население его и вовсе поредело. В 1923 году средняя плотность сельскохозяйственного насе­ления Крыма, включая и его густонаселенное южное побе­режье, достигла лишь 12,3 душ на кв. километр против 50,6 душ на кв. км. в соседней Украине. В северных — Джанкойском и Евпаторийском — округах, куда направ­лялся основной поток еврейских переселенцев, плотность сельскохозяйственного населения была еще много ниже: 8 душ на кв. км.

До революции крестьянское хозяйство было недоста­точно развито в северной части Крыма, значительная часть земли принадлежала здесь крупным землевладельцам и об­рабатывалась при помощи пришлых рабочих из более от­даленных губерний Украины. После революции помещичьи земли отошли к государству, но оставались в значительной части неиспользованными. Всего в 1916 году посевные пло­щади в Крыму достигали 778 тысяч десятин, из них 581 тысяча десятин у крестьян. В 1924 году крестьянские по­севы достигали лишь 366 тысяч десятин, т. е. 62,8% дово­енной крестьянской посевной площади, все посевы 390 ты­сяч десятин, 50,1% довоенной площади. Между тем, на Украине общая площадь посевов достигла уже к этому вре­мени 91,0% довоенной площади, а площадь крестьянских посевов превысила довоенную. Без притока переселенцев из других частей Советского Союза восстановление скромного довоенного уровня крымского сельского хозяйства и тем более дальнейшее его развитие представлялось неразреши­мой задачей.

Неблагоприятные для развития земледелия условия в северных и северо-восточных частях Крыма и невозмож­ность заселения их без предварительной затраты больших средств и заставили, по-видимому, советское правительство уделить такое внимание вопросу о землеустройстве евреев в Крыму. В официальных кругах открыто ориентировались при этом на приток средств из-заграницы. М. И. Калинин в июле 1926 года в статье «Еврейский вопрос и переселение евреев в Крым» так прямо и писал:

«Вот как нам пишут агрономы, посланные по обследованию крымских земель:

«Нами производится теперь выбор мест под поселки. При­ходится выбирать из всех зол наименьшее. Ни в одном месте нельзя с уверенностью ожидать достаточно воды и хорошего качества. На всех участках можно делать только шахтные ко­лодцы глубиной свыше 20 сажен до 50-ти. Артезианские воды большей частью в этом районе горько-соленые... Проблема об­воднения этих участков настолько серьезна и сложна, что я дол­жен перед вами поставить вопрос о возможности и допусти­мости заселения участков Евпаторийского района».

Как видите из этой выписки, на эту землю простых посе­ленцев посадить нельзя; чтобы их посадить, на каждую деся­тину надо вложить минимум пару сотен рублей; ни у совет­ского правительства, ни у населения этой суммы нет. Эта сумма может быть собрана только заграницей, что евреи и делают».

На 1-ом съезде Озет в ноябре того же года Калинин вновь вернулся к этой мысли. Подчеркнув, что для сохране­ния евреями своей национальности необходим переход к земледелию сотен тысяч евреев (эта его аргументация при­ведена выше), Калинин апеллировал к национальному чув­ству «еврейских капиталистов» заграницей:

«Для этого (т. е. для создания большого компактного ев­рейского земледельческого населения. — С. Ш.) требуются большие средства. Правительство со своей стороны употреб­ляет все усилия для того, чтобы дать хотя некоторую матери­альную помощь... Но, с другой стороны, советское правитель­ство не мешает, чтобы евреи-переселенцы в национальном от­ношении получали помощь от евреев-капиталистов, находящихся за пределами СССР, заграницей... Тут происходит совпадение интересов, исходящих из различных точек зрения — националь­ного сохранения массы и национального чувства еврейских ка­питалистов, которые, будучи капиталистами, пользующимися всеми благами, вместе с тем не могут спокойно спать, зная, что народ, родственный им по крови, страдает, мучается».

Эта помощь заграничного еврейства — отнюдь, ко­нечно, не одних лишь «еврейских капиталистов», а в зна­чительной степени также американско-еврейских рабочих и американско-еврейских средних классов — действительно достигла очень значительных размеров. К 1929 г. общая сум­ма затрат на земельное устройство евреев в Советском Сою­зе достигла 22,5 миллионов рублей, «из коих 16,7 млн. руб­лей падают на средства заграничных организаций и около 5,8 млн. рублей на советские»,[12] т. е. соответственно 74,2 и 25,8% или почти три четверти и четверть.[13]

Но в официальных советских кругах интерес к еврей­ской колонизации северной части Крыма рано начал падать. Причину этого сейчас установить трудно. Вероятно, ка­кую-то роль сыграли здесь опасения роста антисемитских настроений в стране в связи со слухами, что евреям «от­дают Крым».[14] Так или иначе, уже в 1927 году идея еврей­ской сельскохозяйственной колонизации в Крыму начала тускнеть и была выдвинута мысль об освоении при помощи еврейской колонизации почти незаселенной территории на Амуре, получившей вскоре название Биробиджана (по име­нам двух рек, притоков Амура, Большой Биры на востоке и Бижана на западе территории). Присоединенная к России (вместе со всем Приамурским краем) лишь в 1858 году по Айгунскому трактату, территория теперешнего Биробиджа­на, — размерами больше Бельгии, — оставалась почти без населения. Неоднократные попытки заселения этой терри­тории, начавшиеся еще в 1858 году, тотчас после установ­ления здесь русской власти, переселением сюда в принуди­тельном порядке части забайкальских казаков, дали очень скромные результаты. К середине двадцатых годов все на­селение этой обширной территории едва достигало тридца­ти тысяч.[15]

Такое состояние этого пограничного района, в связи с ускорившимся ростом маньчжурско-китайского населения по ту сторону Амура и опасностью массового просачивания ко­лонистов из-за рубежа, начало вызывать в руководящих советских кругах тревогу и поиски путей к скорейшему освоению края. Тут-то и родилась идея еврейской колони­зации Биробиджана, осуществление которой, очень дорогое, могло бы быть облегчено — по крымскому образцу — при­током значительных средств из-заграницы.

В литературе того времени осталось немало указаний на роль, которую играл в решении вопроса о Биробиджане аргумент об обеспечении государственной территории пу­тем скорейшего освоения