– Э-э-э… – озадаченно тяну я.

– Экономист-мошенник? Эксгумация трупа предполагаемой жертвы серийного маньяка? Экстрасенс, расследующий преступления? – добросовестно озвучивает «меню» на букву «Э» хорошо подготовленная киоскерша.

– Про экстрасенса я бы почитала, – признаюсь я.

Нужно же расти в профессиональном смысле!

Пока киоскерша шуршит газетами, формируя подборку, уточняю формат нужных мне публикаций:

– А еще меня интересуют издания с короткими сообщениями о чрезвычайных происшествиях и преступлениях, предупреждениями правоохранительных органов, объявлениями о розыске пропавших и так далее.

– Остренького захотелось? Надоело манную кашку кушать? – киоскерша понятливо хмыкает и выталкивает в окошко подобие слоеного торта из сложенных стопкой газет. – Приятного вам аппетита!

Аппетитным это чтиво не назовешь, и позже, расположившись с газетами на диване, я испытываю дурноту, как будто и в самом деле съела что-то далеко не диетическое.

Бульварные листки, со знанием дела подобранные для меня киоскершей, не просто информируют читателей о криминогенной обстановке в регионе, но с наслаждением смакуют шокирующие подробности. Не понимаю, кому в здравом уме хочется знать, на сколько конкретно частей расчленил тело гражданки-наркоманки А. ее сожитель и по совместительству убийца Б.? И вполне ли нормальны сами издатели, подверставшие к этой заметке рекламу швейцарских самозатачивающихся ножей?

Ежась и вздрагивая, перелистываю желтые страницы и нахожу еще одну людоедскую рубрику. Она называется «Последний путь» и рассказывает о дорожно-транспортных происшествиях со смертельным исходом.

Стиль повествования, спасибо автору хотя бы за это, лаконичен, но меня очень раздражает отчетливо ощущаемая нотка недоброй насмешки над жертвами катастроф. Об их фатальных неудачах или роковом невезении повествуется с таким чувством морального превосходства, как будто один тот факт, что автор и читатели данного материала еще живы, делает их людьми более высокого сорта.

– Вот уроды! – бурчу я, сердясь на журналистов редакции.

Возможно, во мне говорит обида: я ведь тоже побывала в аварии, только мне повезло остаться в живых, а иначе и обо мне написали бы в такой вот газете в таком же тоне.

«А может, уже написали, – говорит мой внутренний голос. – Авария-то была ого-го какая, тебя с того света еле вытащили, и ушлый автор колонки мог опубликовать информацию раньше, чем стало известно, что ты еще сколько-нибудь поживешь».

А ведь это мысль!

Я барабаню пальцами по коленкам.

Что, если и мою июньскую аварию упомянули в скорбной летописи местных ДТП? Авария и в самом деле была впечатляющая, вполне заслуживающая того, чтобы леденящий душу рассказ о ней украсил газетные страницы.

«В той заметке могли быть какие-то подробности, – торопливо подсказывает внутренний голос. – Что-то такое, что поможет тебе вспомнить прошлое или найти людей из прежней жизни!»

Я заинтригована.

Идея кажется мне перспективной.

Слезаю с дивана, сворачиваю газету в трубочку и резво хромаю к киоску «Роспечати», отгоняя мысль о том, что с маниакально горящим взором и аккуратно свернутым печатным изданием в руке выгляжу как хрестоматийный шпион. Так что, если соответствующие органы уже наблюдают за мной, я подкреплю их самые худшие подозрения.

Внутренний голос, моментально взбодрившись, предлагает демонстративно поискать в дуплистом дереве микрофильмы, дабы вынудить наблюдателей, если они имеются, обнаружить себя на местности.

Я проявляю похвальную сдержанность и не поддаюсь на провокацию. Вместо дупла опять заглядываю в окошко газетного киоска и интересуюсь:

– А у вас нет такой газеты за июнь?

– Такой же, но с перламутровыми пуговицами? – фыркает киоскерша. – Да что вы, девушка? У меня тут не пункт приема макулатуры, не библиотека и не букинистическая лавка, я несвежей прессы не держу!

– А кто держит? – спрашиваю я, игнорируя очевидный ответ: «Пункт приема макулатуры, букинистическая лавка и библиотека».

– В редакции наверняка есть архив, – расширяет диапазон возможностей всезнающая киоскерша. – Может быть, на сайте газеты выложены предыдущие выпуски. Если, конечно, у этого издания есть свой сайт.

Интернет-сайт у издания с нереальным по нынешним временам названием «Комсомолец Юга» действительно имеется. После ужина я изучаю его, растянувшись на диване с планшетом, одолженным мне доброй подругой Лариской.

Как я и предполагала, рубрика «Последний путь» выходит регулярно, и в июне она занимает даже больше места, чем в октябре. Это понятно: летом количество машин на дорогах курортного края увеличивается в разы, что неизбежно умножает и число ДТП.

Моя печальная история занимает почетное место в самом центре газетной полосы.

«Ночь с четвертого на пятое июня стала роковой для неразумного любителя скорости, который в темное время суток не справился с управлением автомобилем на вираже федеральной трассы М4 на границе Кипучеключевского и Ильичевского районов», – читаю я, жгуче ненавидя автора заметки.

Попробовал бы он сам порулить машиной на темной горной дороге! С глазами, полными слез, с трясущимися руками, в шоке от только что пережитого насилия!

«Не вписавшись в крутой поворот, легковая машина сошла с трассы, упала на дно ущелья и разбилась. Доблестным спасателям не удалось обнаружить тело горе-водителя», – продолжает автор заметки, мимоходом втыкая булавочку и в спасателей.

Минутку!

К вопросу о булавочках – у меня в черепной коробке обнаруживается сердитый ежик. Он встревоженно ворочается, и сотни маленьких колючих иголок впиваются в мой мозг.

Как это – тело водителя не обнаружили? А как же я? Я ведь и есть тот водитель!

Снова чувствую себя полным ничтожеством. Я никто, пустое место, голый ноль. Меня даже в сводке дорожно-транспортных происшествий не посчитали!

«Так-так-так, не нервничай, – тарахтит мой внутренний голос, заклиная взъерошенного ежика. – Очевидно же, что автор заметки не слишком хорошо информирован, да что там, уже по тону его видно, что это не серьезный профессионал, а безответственный писака, который легко манипулирует фактами. Он просто не удосужился разобраться в случившемся до конца и не выяснил, что водителя все же нашли».

– Но не в виде тела! – продолжаем топорщиться мы с ежиком. – Меня нашли живой!

«Живой, живой, – мягко рокочет внутренний голос. – Ты живее всех живых, совсем как Ленин… Кстати, о Ленине!»

– Что? – я хлопаю ресницами.

Мне совсем не кажется, что давно усопший вождь пролетарской революции тут хоть сколько-нибудь кстати.

«Ильичевский район! Он имени Ленина! – произносит внутренний голос так, словно это что-то объясняет. – А? Не дошло?»