Доктор хмыкнул й снова зашагал по кабинету. В то время, как Коули и Диксон вели этот разговор, Мария находилась в палате, служившей ей тюрьмой. Она сидела у окна, забранного железной решеткой, и смотрела на небо. Глаза ее лихорадочно блестели. Она чувствовала свою полную беспомощность; она понимала, что заключение это будет вечным. К какому средству оставалось ей прибегнуть? Она пробовала подкупить своих сторожей, чтоб через них передать письмо городским властям… Сторожа отказались.

Меси ни разу не навестил свою дочь. Бам тоже не появлялся с тех пор. Оставалась одна надежда на Жоржа. Но этот брат нисколько не заботился о сестре! И она сидела, отыскивая в лихорадочном воображении какие–нибудь пути… потом вскакивала и, опираясь на костыль одной рукой, а другой держась за стену, обходила свою комнату, как будто ища выхода…

Страшная пытка! Чувствовать себя в здравом уме и твердой памяти, страстно ненавидеть своих торжествующих противников, из которых один называется отцом, мечтать о справедливом мщении… и натыкаться только на степы тюрьмы!..

Вдруг дверь в палату распахнулась. На пороге стоял доктор Коули.

— Сударыня, — сказал он, — в состоянии ли вы меня выслушать?

Она подняла на него свои блестящие глаза.

— Говорите, — произнесла она, — я вас слушаю…

А за несколько минут до этого произошло следующее… Перед крыльцом остановилась карета и из нее вышел господин и велел доложить о себе доктору.

— Арнольд Меси! — воскликнул Коули. — Просите! Затем, обращаясь к Диксону, он сказал:

— Уж не хочет ли он доверить нам еще и второго члена своего семейства?

Меси разговаривал с доктором всего несколько минут., затем банкир уехал. Вследствие этого разговора доктор Коули появился в палате No 12.

— Сударыня, — сказал доктор, — я, к величайшему сожалению, вижу, что вы отказываетесь оценить по достоинству все заботы, которыми мы старались вас окружать.

Вы настаиваете на том, что умственное состояние, в котором вы находитесь, нормально, когда, в действительности нет более хрестоматийного помешательства, чем ваше…

— К делу, — сухо перебила она.

— Да–да… Как бы то ни было, но человеку науки весьма прискорбно видеть, что его усилия бесполезны… но оставим это!.. Я пришел предложить вам свободу.

— Свободу! — воскликнула она.

— О! — произнес Коули с презрительной улыбкой: — Как высоко вы цените это слово… и ваше волнение доказывает, до какой степени вы не признаете принципов истинной науки… То, что вы называете свободой, не что иное, сударыня, как рабство…

— Довольно! Мне надоела софистика! Говорите прямо! Она горела нетерпением.

— Мистер Меси оказал мне честь, посетив меня. Я рассказал ему о вашем сопротивлении, о тех трудностях, с которыми мы сталкиваемся, чтоб заставить вас рационально лечиться… Он отнесся к этому с пониманием… И вот я пришел, чтобы изложить вам некоторые условия…

— А! Значит есть условия? — произнесла Мария со сдержанным бешенством.

— Конечно, есть! Одно из двух: или вы останетесь здесь, и мы примем решительные меры, или же…

— Или же?..

— Кстати, — перебил Коули, — я забыл сообщить, что вы овдовели!

— Овдовела, — воскликнула Мария. — Подлец Барнет умер?

— Умер… случайно! — сказал Коули. — Это очень большая потеря, по словам вашего отца. Он высоко ценил ум покойного. Но, что делать, он умер… и вы, как я уже имел честь доложить вам, вдова…

Мария молчала.

— Мистер Меси согласен предоставить вам свободу с условием, что вы немедленно оставите Америку… Вы поедете в Европу, где будете получать ежегодное содержание в пятьдесят тысяч долларов. Если же вы, паче чаяния, вздумаете возвратиться в Америку, то не только вышеозначенный доход будет отнят у вас, по, кроме того, мы возобновим так некстати прерванное лечение…

— Продолжайте, — сказала Мария холодно.

— Итак, если вы примете эти условия, то сегодня же вечером закрытая карета отвезет вас в порт. Там вы сядете на корабль, принадлежащий вашему отцу, и через девять–десять дней будете в Европе… Жду вашего решения…

Мария сидела, опустив голову. Она глубоко задумалась.

— Сегодня вечером я сяду на корабль, — наконец сказала она.

Коули поклонился и вышел.

— Покинуть Америку! — шептала Мария. — О, нет!.. А мое мщение?

Прошло три дня. В это утро в городе царило особое оживление. На Бродвее собирались толпы людей, которые что–то обсуждали, о чем–то горячо спорили…

Потом на улице вдруг послышались звуки оркестра и показались новые возбужденные толпы, над которыми мелькали полотнища с надписями:

"Меси губернатор!", "Ура, Меси!", "Да здравствует Меси!"

Весь город был в движении и волнении. То и дело раздавались крики:

— Да здравствует Меси! Долой Шрустера!

И наоборот. Это был канун великого дня: завтра жителям Нью-Йорка предстояло избрать себе губернатора. Митинги возникали на улицах, в скверах, в парках… Меси подкупил самых красноречивых ораторов, самых ловких распорядителей. Листки с большим портретом банкира раздавались сотнями. Что же касается Шрустера, то что такое был Шрустер? Негоциант, громко порицавший взяточничество коммунальной администрации, по без достоверных доказательств. Его имя наделало шуму, но что оно в сравнении с личностью Арнольда Меси, директора компании Атлантической железной дороги, директора и владельца главного банка Нью-Йорка, владельца нефтяной компании…

И вот он сидит в своем кабинете накануне окончательной победы, которая должна увенчать все его грандиозные завоевания. Он мысленно проигрывал завтрашний день, день его триумфа…

В это самое время из отеля "Манхэттен" выходил, сопровождаемый Даном Йорком, человек высокого роста, в шляпе с широкими полями и в длинном коричневом сюртуке. Он, нахмурив брови, слушал Дана Йорка, который что–то горячо излагал ему. Колосс шел следом за ними. Незнакомец задумчиво качал головой…

Мы говорим "незнакомец", потому что эта личность до сих пор не появлялась в нашем рассказе, однако, заметим, что несмотря на суету в отеле, ни один человек не проходил мимо, не поклонясь ему со всей почтительностью. Он отвечал на поклоны, не переставая внимательно слушать Дана Йорка.

Потом он остановился и, крепко пожав руки поэту и Колоссу, удалился…

Невдалеке ждала его карета с кучером в черном. Незнакомец сам открыл дверцу и сказал кучеру:

— На улицу Нассау, в банк Меси.

Во время пути многие прохожие провожали глазами эту карету.

— Могу я видеть господина Меси? — спросил незнакомец в приемной.

— Господин Меси работает в своем кабинете, — ответил один из служащих.