не было особо хорошим. Теперь – что именно было сказано. Что он потерян, что Мэри – его надежное место. Даже оправдание выпивкой так и кричало: «Джим». Возможно, все же Мэри была не столько сумасшедшей, сколько окруженной мужчинами, которые пытались ей помочь.

– О, у меня, кстати, есть вот что, – засунув руку глубоко в карман своих карго-шорт, Тед вытащил «Твикс».

– Спасибо, – ответила Мэри.

Минуту-другую они молча ели шоколадку. Мэри пыталась успокоиться, фокусируясь на каких-то мелких окружающих их подробностях – трещинах на тридцати сантиметрах скамейки между ними, шорохе обертки от мороженого у нее под ногой, грязи под ногтями у Теда. Это были те же грубые руки, которые с такой готовностью полчаса назад держали сделанную Элис табличку, пусть даже и слишком высоко, чтобы ее разглядел кто-то, кроме великанов.

Несмотря ни на что, Мэри улыбнулась. То, что Тед пришел – естественно, страшно смущенный, – значило очень многое. Вне зависимости от его поступка, Мэри знала, что у него золотое сердце. Ей просто хотелось понять, почему он это сделал.

Она посмотрела на Теда, теребящего свои руки. Он выглядел как побитая собака – слабым, униженным, наказанным. Она должна была вывести его из этого состояния. Сначала самый важный вопрос.

– Зачем? – спросила она.

– Зачем… зачем я звонил?

Мэри резко кивнула.

– В первый раз просто по ошибке. Честно. – Тед повернулся к Мэри, но она смотрела прямо перед собой. – В тот день я вернулся от родителей, зашел в свой дом… Там никогда раньше не бывало так тихо. Эта тишина… От нее было больно. Так больно. – Он потер напрягшиеся жилы на шее. – Я подумал, глоток-другой поможет мне расслабиться, но он только напомнил мне, как я по тебе скучал. И тут мне пришла эта идея. И прежде чем подумать, я уже позвонил, и ты ответила, и внезапно мы начали разговор. После Бев мне было тяжело. Я так рано ее потерял, это убивало меня, но, едва начав справляться с горем, я получил огромное количество новых проблем. Я работал целыми днями, а потом возвращался в пустой дом. Мне так не хватало… Не знаю – наверное, чтобы меня кто-то выслушал.

– Но зачем, – на сей раз голос Мэри прозвучал жестче, – зачем звонить мне?

– Разве не очевидно?

Мэри уставилась на Теда. Он смущенно нахмурился, и его брови образовали на лбу две линии, похожие на шаткие ножки кофейного столика.

– Мэри, ты мне нравишься.

Она почувствовала, что краснеет. Ее злость растаяла, сменившись смущением.

– Романтически? – уточнила она.

Он кивнул.

– Ты уже давно мне нравишься, Мэри. Я пытался как-то…

Она перебрала в памяти предыдущее общение с Тедом, пытаясь сосредоточиться на том, что было в последний год или два, когда ей стало казаться, что он начал приходить в себя, когда его утрата перестала быть центром его существования. Он всегда пытался поговорить с ней до начала смены в «НайтЛайне», но Мэри всегда объясняла это тем, что она приходила туда самой первой. И было бы невежливо не поддержать светскую беседу…

– А наши воскресные прогулки – главное событие месяца для меня! А потом ты позвала меня на мой юбилей в кафе, и я начал думать, что, может, это взаимно. И ты так заботилась обо мне, когда мне было плохо. Но я не был уверен – мы просто друзья или тут что-то большее?

Мэри взглянула на него, надеясь, что он не ждет ответа на этот вопрос. Она с трудом переваривала полученную информацию. Но Тед продолжил:

– Ты была такой доброй и интересной, и рядом с тобой мне всегда было так спокойно. Когда мы были вместе, мои проблемы куда-то отступали. А я так устроен, что это не так-то просто. Ты никогда не говорила про Джима, и я понимал и уважал это. Он часть тебя, ты его любишь. Я никогда не хотел вынуждать тебя отказаться от этого. Но это не мешало мне хотеть стать к тебе ближе. Я просто надеялся, что ты сможешь взглянуть на меня по-другому. И я знал, что это возможно – любить того, кто ушел, и одновременно испытывать чувства к кому-то еще. Тот мой первый звонок был безумной, пьяной идеей, но какая-то часть меня, должно быть, надеялась, что от моего голоса в тебе что-то всколыхнется, и ты дашь мне шанс… Я думал, что уже исчерпал все остальные возможности…

– Но почему ты просто не сказал, что я тебе нравлюсь? – Все раздражение Мэри окончательно ушло, и ее голос был тихим, увещевательным.

– Мне не хотелось напугать тебя. Нет, не совсем так. Я сам боялся. Боялся сказать тебе, что я чувствую. Никому не хочется услышать прямой отказ.

У Мэри в горле встал твердый комок. Как выясняется, она не единственная, кто чувствует себя счастливее, предпочитая жизнь под завесой сомнений ослепляющей боли ясности.

– Но теперь я знаю, что так ничуть не лучше. Честное слово, я знал это уже после первого же звонка. Поэтому, позвонив снова, я пытался извиниться. Но у меня не получилось. Все только запутывалось, и я влип – чем дальше, тем меньше я понимал, как же мне из этого выбраться.

– И Элис помогла тебе найти выход, да? – Мэри заглянула ему в глаза.

Его глаза улыбались.

– Она – это нечто. Надо отдать ей должное. – Он вспомнил вспышку праведного гнева Элис, там, посреди бумажных стаканчиков сока на лужайке. – Мне даже в голову не пришло, что ты можешь подумать, что тебе звонил Джим, – добавил Тед. – Я совсем не хотел тебя обманывать. И не подумать об этом было очень глупо и эгоистично с моей стороны.

Протянув руку, Мэри положила ее поверх его сжатых кулаков.

– Я сама себя обманула. Не вини себя в этом, – сказала она.

Мимо их скамейки, покачиваясь, шел бездомный с помятым бумажным стаканчиком в руке. Когда он поравнялся с ними, Тед, порывшись в кармане, вытащил пару фунтов.

– Держи, приятель, – сказал он со знакомой теплотой в голосе. Человек удалился. Они снова замолчали.

– Мне надо как-то заняться собой, – наконец сказал Тед. – Я в плохом состоянии. Я думал, что смогу справиться, но все это показало мне, что нужна настоящая помощь. – Он выдохнул. – Казалось бы, я управляю кризисным кол-центром и вроде как должен лучше разбираться в таких делах, но нет.

– Совсем не обязательно, – ответила Мэри. То, что волонтеры «НайтЛайна» помогают другим людям в беде, не означает, что у них нет своей собственной.

– И я хочу, чтобы ты знала, что я ничего от тебя не ожидаю. Ничего такого, – сказал Тед