– Глайзер. Мне казалось, что он легко пойдет на это, но ошиблась. Несмотря на свою раскованность, он предпочел не терять дружбу с тобой…

Все это казалось мне страшным сном.

– Я придумала кое-что другое, но ты все испортил, придя так рано. Ну да ладно – все получилось как получилось…

– Так долго! – перебив ее, закричал я. – Зачем ты ждала так долго? Почему именно сегодня?!!

– Я сделала бы это еще полтора месяца назад, – жестко сказала Катя, – но, на твое счастье, мне пришлось уехать. Если бы ты знал, как я забавлялась, когда слушала по телефону твои сбивчивые признания в любви, лежа в постели с Сережей!

Она хотела сделать мне больно. Она специально говорила мне это. Еще полчаса назад я не смог бы себе представить, что способен ударить ее, но теперь я мог все.

Не говоря ни слова, я размахнулся и влепил ей пощечину. Катя закричала, и в комнату ворвались ее дружки. Я хотел в данный момент лишь одного – забыть про слова Кати, и поэтому, не раздумывая больше, ударил первого же попавшегося парня. На меня навалились всем скопом и бросили на пол.

Кто-то ударил меня ногой в лицо. Корчась от боли, я взглянул на Катю, но она даже не смотрела в мою сторону.

– За что? – сказал я, сплевывая кровь изо рта на паркет.

От многочисленных ударов я снова начал терять сознание. Катя закричала:

– Хватит уже! Вы его убьете!

– Помолчи! – кто-то толкнул ее, и она отлетела в сторону.

Я понял, что должен подняться. Почему-то мне казалось это очень важным – подняться и увидеть ее лицо.

И я сделал это. Я поднялся и встал посередине комнаты. Катя отступила в коридор. В большом зеркале я увидел себя и передернулся – мой вид был страшен. Кровь текла во рту вместо слюны.

Оттолкнув заслонившего выход Сергея, я пошел в коридор. Там была кладовка, а в кладовке – виденное мной много раз охотничье ружье Николая Петровича. Все тупо смотрели, как я открываю кладовку, только Катя, внезапно догадавшись о моих намерениях, крикнула:

– Остановите его! Там же…

Но было уже поздно. Моя рука нащупала холодный ствол, и я вытащил ружье.

Смешно было видеть панику на их лицах.

– Оно может быть заряжено, – пролепетала Катя. – Кирилл, положи его на место.

А я взял и навел ружье на них.

Но оказалось, что я недооценил смелость Сергея. Он бросился вперед и схватился за ствол, выкручивая его в сторону. Почти сразу же в ружье вцепилось еще несколько рук. Мы рвали его каждый на себя, руки елозили по прикладу, по стволу, и совершенно неожиданно прозвучал грохот. Я невольно зажмурил глаза, а когда открыл их, то увидел, что Иван лежит на полу, а по его белой майке расплывается пятно крови.

– Я не стрелял! – не веря в происшедшее, воскликнул я. – Это не я! Не я!

Вокруг меня образовался круг пустоты. Все смотрели на ружье в моих руках.

– Не я! Не я! Не я! – У меня темнело в глазах. Я не касался курка, это точно. Выстрелил кто-то из них, но не я. Не я!

Девушки начали визжать. Сергей наклонился к Ивану.

– Это не Кирилл, – сказала Катя. – Его руки были на прикладе – я ясно видела. Это ты задел курок, – тихо произнесла она, повернувшись к кому-то.

Я не поднимал голову. Бросив ружье на пол, под ноги Кате, я выбежал из комнаты. В коридоре стоял еще один человек.

– Омар, что это был за грохот? – спросил он. – А с тобой что? Кто тебя так?

Я узнал Стаса и почему-то совсем не удивился.

– Ты был прав! – воскликнул я, обходя его. – Катя – тварь…

Через минуту я был на улице. Какой-то мужик, поливавший свой огород из садового шланга, разрешил мне умыться.

Сколько прошло времени, не знаю. Треньканье трамвая заставило меня очнуться, и я понял, что стою на трамвайных рельсах. Водитель трамвая, толстая краснолицая женщина, что-то кричала мне. Я сошел с них и завернул в какой-то переулок.

Катя… Как же я мог так сильно полюбить тебя???

Я ведь всегда знал, что она шлюха. Поэтому и бросил ее. Поэтому и пришел в тот вечер к ней вместе с Сеней и недоумком Богданом. Почему же через год вернулся к ней? Как это могло произойти? Как?

Меня внезапно прошиб пот. Я вспомнил цыганку, встретившуюся мне сегодня на остановке. «Возвращайся, – сказала она. – Плохо закончится». Она оказалась права. Память услужливо подсунула мне еще один эпизод, связанный с цыганкой и давно мной забытый.

Мы сидели в Горсаду – я, Андрей, Глайзер и Шольц. Пили пиво и собирались уже уходить, когда к нам подошла старая цыганка, которую я часто там видел. Плюхнувшись рядом с нами, она с одышкой сказала:

– Хотите, погадаю?

Кроме Макса, никто не захотел. Разумеется, цыганка нагадала ему изобилие денег и счастливую жизнь. Потом она долго смотрела в глаза Денису, а когда он встал и вместе с Андреем пошел за новой бутылкой пива, пробормотала себе под нос:

– У него в глазах война. Война и кровь.

Глайзер хохотнул.

– Какая еще война? Великая Отечественная или русско-японская?

Гадалка что-то пробурчала, но повторила:

– Он воин. Война затмевает все остальное, и я не вижу, что будет дальше.

– Да мы взрослые люди! – разозлился тогда я. – Хватит байки рассказывать. Ну какой из Шольца воин – он труслив, как хорек! Иди отсюда! Все равно денег тебе никто не даст.

Цыганка встала и, остановившись напротив меня, процедила:

– Не кричи, сынок. Что ж, смейся, пока можешь. Все-таки я тебе скажу одну вещь напоследок – берегись августа.

Мне стало не по себе, но я сразу забыл об этом и вспомнил только сейчас. Чтобы вы в тартарары провалились, цыгане чертовы!

Катя…

Я болел. Любовь – это болезнь. Я болел последние три месяца. Это было как наваждение. Всего лишь месяц назад, в один из вечеров я становился перед ней на колени, а она говорила, что любит меня. Но стерва память вновь напомнила то, что я не хотел вспоминать. Напомнила другой вечер.

– Все в порядке, Богдан. Ей это по кайфу, – сказал я тогда.

Но ведь так и было! Так должно было быть!!! Ну почему я словно забыл все это? Как можно это забыть? Как можно было полюбить шлюху? Как мы могли встречаться после того, что произошло?

Меня бросало в дрожь. Я впервые трезво посмотрел на вещи. Почти не понимая, куда иду, я шел все дальше и дальше, пока не уперся в стену незнакомого дома.

Стена… Она была грязной и ущербной. Я прикурил новую сигарету от старой и, пытаясь собраться с мыслями, долго стоял, уставившись на пожелтевшее объявление, приклеенное к стене скотчем. На нем был нарисован стройный женский силуэт, внизу – надпись: «Похудей без диет, без лекарств, без физических нагрузок». Оно было оборвано с левой стороны, у женщины на рисунке не было головы, и я сорвал его полностью.