и Дугин с Милоновым нервно курят в сторонке. Идеологически Путин в Сочи был вторичен, а Клаус первичен. К удивлению многих, идейной матрицей «власти крымского периода» стало не доморощенное евразийство с его сомнительной интеллектуальной начинкой, а нечто другое. Путин предпочел поднять над Россией знамя европейской реакции. Теперь он будет долго и мучительно переплавлять «европейство» с «евразийством», пока не родит такую же гремучую смесь, как «русский коммунизм». Помешать ему может только дефицит исторического времени.

Случилось то, что, с моей точки зрения, давно должно было случиться, – Россия стала мировым лидером антиглобализма. Кому, как не ей с ее мощным антикапиталистическим социальным кодом, было браться за эту миссию? Политически Путин первичен, а Клаус вторичен. Пока Клаус говорит, Путин действует: он строит мост, который должен соединить противников глобализации «внутри» и «вокруг» Европы. Он создает свой антиглобалистский интернационал, который должен помочь России вырваться из очередного «враждебного капиталистического окружения».

Антиглобализм – это мантра для тех, кто не видит своего места в будущем и поэтому хочет, чтобы будущее никогда не наступило. Под знаменами антиглобализма собирается довольно пестрая толпа странных субъектов: здесь и Россия, и Иран, и хранители христианских традиций, и ревнители расовой чистоты. Объединяет их одно: в собственные силы и в свою конкурентоспособность они не верят и поэтому хотят получить некие формальные гарантии сохранения исторического статус-кво. Оставьте европейцам Европу, России – СНГ, а Ирану – Ближний Восток и идите с миром. Не лезьте в наши дела, не учите нас жить, не меняйте правил игры – и все как-то само собою устроится. Это был бы прекрасный план, если бы его можно было реализовать. Но еще никому не удавалось остановить время.

Интересно, что в этом интернационале нет ни Америки, ни Китая, ни Индии – собственно тех трех локомотивов, которые сегодня разгоняют эшелон глобализации. И это неслучайно: Америка верит в себя и рассчитывает, что удержит ситуацию под контролем, а Индия и Китай верят, что в новом, пока еще неизведанном мире у них будет лучшее место, чем сейчас. Им всем не по пути с антиглобалистами, потому что антиглобалисты – это те, кто на знаменитый гамлетовский вопрос отвечают: не быть. Но, хотя антиглобализм и является религией слабых, это вовсе не значит, что у него нет будущего. Известно ведь, что религии угнетенных часто становились впоследствии религиями господствующих классов. Так что я не берусь предсказывать быстрый крах нового путинского проекта.

Предположение, что Россия уходит из Европы (то ли в Азию, то ли внутрь себя), было ошибкой. Сочинский форум показал, что Путин на самом деле не намерен покидать Европу (не дождется…), что союз с Китаем – миф (поддерживаемый скорее бессознательно, чем сознательно), а евразийский изоляционизм – блеф (вполне сознательный). Путин не удаляется от Европы, а скорее приближается к ней. Маловероятно, однако, что Европа будет этому сильно рада.

Но кое-кто в Европе, безусловно, будет рад. У Путина есть своя «пятая колонна» на Западе. Более того, ее численность постоянно растет. Сделав антиглобализм чуть ли не официальной идеологией посткоммунистической России, российский лидер напал на золотую жилу, из которой в принципе можно черпать полной ложкой политические дивиденды еще не одно десятилетие. Россия стремительно превращается в центр европейской реакции (отнюдь не все воспринимают это слово исключительно с отрицательной коннотацией). Вряд ли здесь можно всерьез говорить об изоляционизме.

Русская внешняя политика, похоже, кроится сегодня по лекалам не столько XX, сколько XIX века. Россия активно готовит к выходу в свет второе издание «Священного союза», которое, впрочем, завернуто в ту же старую «суперобложку», на которой изображен русский витязь, рубящий голову гидре революции. Просто масштаб явления сегодня другой: не европейский, а мировой. В этом новом «хождении в Европу» Путин может, безусловно, и надломиться. Но до этого он успеет наломать в Европе немало дров. Россия нальет в реакционные европейские меха свежего скифского вина, и нет никаких гарантий, что у Старого Света не помутнеет на время рассудок.

Происходящее достаточно точно вписывается в циклическую модель «поглощения Европы», предложенную гениальным русским философом Вадимом Цымбурским. Он предположил, что для России характерно чередование в отношениях с Европой «приливов» (когда Россия наступает на Европу) и «отливов», когда Россия уходит из Европы. Вопреки широко распространенному мнению, для России сейчас наступило время «прилива», а не «отлива».

Сегодня Россия снова активно вмешивается в европейские (не свои) дела, пытаясь играть на стороне одной из европейских партий против другой (других) партии, распыляя в этой борьбе столь нужные ей самой ресурсы. До сих пор все такие «приливы» заканчивались глобальным истощением сил, за которым следовал мощный «отлив», во время которого Россия зализывала раны. Нет никаких оснований полагать, что на этот раз все будет иначе.

Если вдуматься, то Путин находится в историческом тренде. Русским императорам заграница всегда была интереснее собственной страны. Там у них многое получалось, в отличие от дел домашних. Путин, конечно, еще не русский император, но уже точно и не президент России. В духе большинства своих предшественников он глубоко погружен в геополитику, видя себя в роли освободителя Европы (да что Европы – всего мира) от революционной заразы. И дело вовсе не в страхе перед революцией, которую как раз, находясь в состоянии «перманентной войны» с бесконечными виртуальными врагами России, можно долго и успешно избегать (если только не нарваться в конце концов на большую войну). Дело в том когнитивном и эмоциональном диссонансе, который испытывает повелитель континентов и любимец «форбсов» у себя дома.

Путин может все что угодно: плавать брассом в сибирских реках, спорить басом с мировыми лидерами, а также поджигать Украину, бомбить террористов в Сирии и целоваться с Депардье, а в перспективе и с Элтоном Джоном, но не может навести порядок в одном отдельно взятом ЖЭКе, в полицейском участке или больнице. Выстраивая новый мировой порядок, Путин оказался не способен навести элементарный бытовой порядок ни в одной точке своей собственной необъятной страны. Воровство, бардак, алчность губят все его планы в России.

Иногда мне кажется, что Путин – тоже эмигрант: он ушел с головой в геополитику, чтобы не думать о России. Для Путина не существует сейчас никаких непреодолимых внешних угроз. Находясь на вершине своей политической карьеры, будучи единоличным правителем России и вождем нового «Священного союза», он лишь сам является себе угрозой из-за растущих одиночества, разочарования и мизантропии. Исторический тупик, в который он завел Россию, стал его личным психологическим тупиком. Нечто подобное случилось двести лет назад с его великим предшественником, победителем Европы, создателем первого Священного союза, блистательным императором Александром I. До сих пор ходят слухи о том, что он не умер в Таганроге, а исчез, прожив остаток жизни отшельником. Вот и Путин, похоже, никогда не будет низложен, он просто исчезнет вместе со своей тайной.

Часть II

Очерки посткоммунистической вертикали власти

Русская цивилизация с момента своего зарождения и по сегодняшний день формировалась при посредничестве русской власти. Русская власть, как и положено настоящему рейдеру, «отжала» эту цивилизацию у русского общества. Подавив других «акторов» исторического процесса, она стала одновременно и главным творческим началом русской истории, и главным ее демоном. Это было верно для прошлого и остается верным для настоящего. Посткоммунистическая власть оказалась таким же социальным рейдером, каким до этого была власть коммунистическая. Этот «рейдер» возник стихийно из послереволюционного хаоса чуть ли не под аплодисменты общества, не разглядевшего в новой «вертикали власти» свою виселицу.

Очерк 13

Как возникло, пережило расцвет и стало клониться к закату русское посттоталитарное государство

Серьезная политика начинается тогда, когда рушатся легкомысленные надежды. Реакция – лучшее время для раздумий. Добротный, непустословный либерализм ковался