Минут через пять мы достигли Т-образного перекрёстка и заметили свет впереди.

– Почти пришли. – Долговязый снял маску. – Нам налево.

Мы миновали заброшенную вентиляторную станцию и наконец оказались в тупике, из которого вперёд пути уже не было, а вниз вела узкая стальная лестница. Черные пятна на стенах, оставшиеся от ракетных разрывов, красноречиво говорили, что временами за данный проход завязывались скоротечные огневые конфликты между теми, кто незаконно хотел пробраться наверх, и теми, кто время от времени собирался спускаться вниз. Когда-то давно здесь даже пробовали пулемет устанавливать, судя по свернутой и проржавевшей турели, но большого успеха эта затея, кажется, не принесла. Да оно и понятно, снизу это гнездо можно запросто закидать гранатами из пневмоплевалок.

Меня разбирало любопытство, что же такого важного было внизу, если обитатели уровня «Си» упорно не желали попросту замуровать и забетонировать эту дыру, Несмотря на постоянную угрозу набегов. Пулемет даже поставили, а вот заделать проход – никак. Спрашивать я не стал, поскольку подозревал, что ответ Лесе совсем не понравится, Но вообще на этом примере можно разработать продвинутую социологическую теорию о границах. Получалось, что из худших условий в лучшие через границу всегда ходят за материальными ценностями, а из лучших в худшие за неизведанными впечатлениями, Изюминка же теории в том, что в обе стороны поток приблизительно одинаковый. То есть что бы ни было дано человеку, он все равно захочет того, чего у него нет, Интересно, у дельфинов есть хоть подобие таких же мотиваций? Хотя какие границы могут быть для зверей в океане?

Долговязый осторожно приблизился к лестнице, вскинул ружье к плечу и шарахнул в дыру ракетой. Там ухнуло, выбив вверх горячий воздух вперемешку с бетонной пылью.

– Можно спускаться, – он глянул вниз. – Только осторожнее, я немного лестницу повредил.

«Починят, – подумал я. – Только интересно, нижние с верхними по очереди будут работать или совместно?».

Нижний уровень разительно отличался от верхнего. В первые несколько минут, когда мы выбрались из лабиринта переходов в главные тоннели, я даже решил, что здесь вовсе нет электричества, Потом понял, что ошибся, но для освещения его здесь использовали неохотно – может, любили полумрак, а может, попросту экономили. Как бы там ни было, но свет на главной улице распространялся только от горящих бочек из-под моторного топлива. Пламя трепетало на сквозняке, гудело в металлических емкостях, отбрасывая зыбкие узоры из света и тени.

– Всё как раньше, – усмехнулся Долговязый. – Это они так ночь отмечают. А днем зажигают фонари. Не столько, как наверху, но все-таки электрические.

– Зачем им ночь отмечать? – удивилась Леся. – Да ещё столь экзотическим способом?

– Для туристов сверху, – объяснил отставник. – Точнее, действительно для экзотики. Тут многое выполнено в таком стиле – а-ля послевоенная разруха. Типа от бедности, но на самом деле чтобы подчеркнуть привлекательность места для тех, кто желает найти на задницу приключения.

Было тихо, только пламя гудело в бочках, но, когда мы пересекли тоннель, я различил доносившуюся издалека музыку.

– Здесь вся ночная жизнь на периферии, – сказал Долговязый. – Наркобары, бойцовские клубы, проститутки, порнокинотеатры, игорные дома. На любой извращенный вкус и практически на любой кошелёк.

– Насколько я знаю Молчунью, – огляделась Леся, – она если и бывает здесь, то не по ночам.

– Не сомневаюсь. Но надо выяснить, где именно она ночует.

Чем дальше мы отдалялись от главной штольни, тем многолюднее становилось. Сначала появились, как я и ожидал, проститутки. Но здешние, несмотря на сквозняк и прохладу подземелья, одеты были не в пример легче тех, которых мы видели в городе. Хотя там я думал, что легче некуда. От жалкого и подержанного вида местных жриц любви мне стало противно. Неужели кто-то позарится на такой сомнительный товар? Хотя если человек готов трахать только что убитую женщину, живая ему любая сойдет, лишь бы недорого.

Еще чуть дальше начали встречаться мужчины, правда, поначалу только сутенеры. Они пытались зазвать нас в темные внутренности выдолбленных в бетоне пещер, где обещалось море наслаждения за мелкий прайс. Еще чуть дальше ассортимент услуг расширился до наркотиков, начиная от разрешенных почти по всему миру стимуляторов, заканчивая «зеленым дымом», от которого некоторые умирали с первой понюшки.

– Могу предложить трип-чип, – догнал нас один драг-дилер, видимо учуяв богатых пришельцев сверху. – Пять часов чужой жизни, как с куста! Можно мужчиной, можно женщиной. Полный реал! Любые путешествия, от космоса до океанского дна!

Леся зыркнула на него так, что торговец резво притормозил. Меня это немного расстроило. Нет, я не собирался, конечно, пользоваться этой гадостью, но очень уж любопытно было собственными глазами увидеть внедряемый модуль электронного галлюциногена. Я знал, что технология этого повсюду запрещенного наркотика основана на тех же принципах, на которых работает система прямого нейроконтроля сверхглубинных скафандров линии ГАДЖ. И скорее всего этот трип-чип мог оказаться фрагментом реального биотеха, полученного преступным путем. Или, что еще хуже, мог быть выращен из генов скафандра в подпольной лаборатории.

Подумав об этом, я вспомнил пятикилограммовые торпеды, атаковавшие Лесю. Может, мы напрасно решили, что в этом деле замешан бывший охотник? Может, торпеду, как и наркочип, кто-то мог вырастать самостоятельно, с нуля, а не из заводской икринки или личинки? Технология, конечно, сложнейшая, сверхсекретная, но есть ли тайны, которые не становятся рано или поздно всеобщим достоянием? И хотя разница между биотехнологическим галлюциногеном и торпедой все же была, лично для меня она не имела принципиального значения. Кто мог создать простейший искусственный геном, тому по силам сделать и более сложный. Перспектива, надо признать, пугающая. Я представил небольшую пиратскую флотилию, вооруженную автономными, почти разумными тварями, самостоятельно загоняющими корабли с нужным грузом. Страшно.

Наконец мы миновали задворки – царство наркодилеров и дешевых проституток. Дальше начинались настоящие трущобы, точнее, инфраструктура извращённых развлечений, стилизованная под развалины послевоенных городов. Народу на узких улочках тут было уже полно – букмекеры зазывали на бои без правил, размахивая пачками крупных купюр, бойкие молодчики предлагали сыграть в «беспроигрышную» лотерею. Вокруг них толпились любители легкой наживы и редких зрелищ, У меня создалось ощущение, что, спустившись по лестнице, разделяющей уровни, мы переместились во времени на сто лет назад. Я видел фильмы о первых послевоенных годах – там все было точно так же. А тут не мерцание голографического экрана, а реальность. Меня это начало занимать. Да и мало бы кого оставило равнодушным путешествие в героическую эпоху – время первых охотников и разгула пиратства. Тогда даже Долговязый еще не родился, чего уж о нас с Лесей говорить.