LXI

Другой род назовем «каламбуры»; он состоит в изменении или прибавлении к слову буквы или слога. Например: «Ты, пожалуй, лучше владеешь lingua latrina{240}, чем греческим». Как и вам, синьора Эмилия, кто-то однажды написал: «Синьоре Эмилии Impia»{241}. Остроумно также вставить один или несколько латинских стихов, беря их в другом смысле, чем у автора, или какой-то популярный афоризм, также меняя его смысл, а иногда в том же смысле, но с переменой некоторых слов.

Например, один дворянин, у которого была некрасивая и непривлекательная жена, когда у него спросили: «Как дела?» – ответил: «Сам помысли сие, ибо Furiarum maxima iuxta me cubat»{242}.

Мессеру Иеронимо Донато однажды случилось вместе со многим другими дворянами в Риме во время Великого поста следовать «Крестным путем»{243}. На пути им повстречалась компания очень красивых римлянок. Один из этих мужей произнес: «Quot cœlum stellas, tot habet tua Roma puellas»{244}. И Донато тут же подхватил: «Pascua quotque hædos, tot habet tua Roma cinædos»{245}, указывая рукой на компанию юношей, которая приближалась по другой стороне улицы.

Хороший ответ дал еще Маркантонио делла Торре{246} епископу Падуи. Один из женских монастырей Падуи находился под духовным руководством одного священника-монаха, которого весьма почитали за праведную жизнь и ученость. Поскольку он посещал монастырь совершенно свободно и часто исповедовал матушек, случилось так, что пятеро из них, более половины всех бывших там, забеременели. Когда дело открылось, этот падре хотел бежать, но ему не удалось. Епископ велел привести его, и он тут же исповедал, что по дьявольскому искушению обрюхатил этих пятерых монахинь; епископ исполнился решимости жестоко его покарать. Но поскольку духовник тот был ученым человеком, то имел много видных друзей, которые попытались ему помочь. Пришел с другими к епископу просить о смягчении его участи и мессер Маркантонио. Но епископ никак не хотел их послушать; наконец, после того как они долго настаивали, много высказывались в пользу виновного, молили о снисхождении к нему, ссылаясь на то, что к преступлению располагало само место, напоминали о человеческой немощи и о многом другом, епископ сказал: «Я не буду делать того, о чем вы меня просите, ибо в этом я дам отчет Богу». Они не прекращали просить; и когда епископ снова сказал: «Что отвечу я Господу в день суда, когда Он скажет мне: „Redde rationem villicationis tuæ“?»{247}, – мессер Маркантонио немедленно отпарировал: «А вы, монсиньор, отвечайте прямо по Евангелию: „Domine, quinque talenta tradidisti mihi; ecce alia quinque superlucratus sum“»{248}. Епископ не смог удержаться от смеха и весьма смягчил свой гнев и наказание, уготованное преступнику.

LXII

Столь же удачно можно истолковывать имена и придумывать, почему тот, о ком идет речь, назван так-то или почему с ним происходит то-то. Когда некоторое время назад Прото да Лукка, которого вы знаете как большого забавника, просил папу о пожаловании ему епископской кафедры в Кальо, папа ответил ему: «Ты знаешь, что „кальо“ по-испански означает „молчу“? А у тебя язык без костей. Куда это годится, чтобы сам титул епископа звучал как насмешка? Или уж тогда молчи». На что Прото дал ответ, который пусть был не в том же роде, что слова папы, однако же оказался не хуже. Не раз и не два получив отказ на свою просьбу, он наконец сказал: «Святейший отец, если ваша святыня соизволит пожаловать мне эту епископию, то ведь и вам не без прибытка будет. Я вам две службы оставлю». – «Какие ты еще две службы мне хочешь оставить?» – спросил папа. «А одну службу длинную-предлинную, а другую покороче, в честь Матушки Божьей»{249}. Тут уж папа, на что он суров, не смог не засмеяться.

Некто, тоже в Падуе, говорил, будто Кальфурнио называли так, потому что для него с детства привычным делом было топить печи{250}.

Еще однажды я спросил у Федры{251}: «Если в Великую пятницу церковь совершает молитву не только за христиан, но даже за язычников и иудеев, почему не упоминаются кардиналы? Ведь упоминаются же в молитве епископы и другие прелаты?» И тот ответил мне, что кардиналы подразумеваются в прошении: «Oremus pro hæreticis et scismaticis»{252}.