Она украдкой ушла с аукциона в центр города. На задворках городской мэрии примостилась старая антикварная лавка, где Сэм Лейберг торговал часами, ювелирными изделиями, не выкупленными из залога, и всякой всячиной. Вход в лавку был обозначен скромной вывеской с тремя золотыми шарами. Миррен зашла туда и достала из футляра брошь: крупный аметист, окруженный мелким жемчугом, и все это в золотой оправе.

Сэм внимательно изучил украшение, надев очки-половинки.

– Приятная вещица, старинная, эпохи Регентства. Фамильная драгоценность? Но я не могу вам дать за нее больше двух гиней. На такие крупные украшения сейчас плохой спрос. – Он вздохнул.

Оба понимали, что брошь стоит намного больше. Но она кивнула.

– Не продавайте ее. Я выкуплю в скором времени. – Она улыбнулась и поскорее спрятала деньги, стараясь не думать о том, что совершила. Это казалось ей страшным предательством, но у нее не оставалось выхода…

– Так все говорят, дорогая моя. И что же – моя лавка будет полна вещей, которые я не могу продать? – прошептал он.

Монеты прожигали ей сумку. Как раз время открытия лавок, и если она хорошенько порыщет по тем, которые торгуют без лицензии, возможно, ей удастся приобрести большую бутылку виски и еще несколько маленьких. Надо лишь избегать несколько лавок, где продают бодяжный виски, разбавленный невесть чем, даже страшно подумать. Ей нужно набраться сил, чтобы довести задуманное до конца. На этот раз она заходила в такие места, осмотрительно оглядываясь по сторонам, чтобы ее не увидели знакомые. Еще не хватало, чтобы ее застигли на месте преступления.

К двум часам она потратила все до пенни, тщательно упаковала свои покупки и вернулась на аукцион. Бен ждал ее и был мрачнее тучи.

– Где ты была? – Он подошел поближе, чтобы проверить, не пахнет ли от нее спиртным.

– Тебя не касается. Я ходила по своим делам. Женщина имеет право на пару часов свободного времени. Ты слышал что-нибудь о рождественских подарках? Или я должна покупать все в этих ларьках? Джеку нужна новая пижама, а у меня набралось достаточно талонов. Еще я купила шарфик для Флорри. Только чур не подглядывать до Рождества. – Она улыбнулась, маскируя ложь, и это его обезоружило. – Ты думал, что я снова сидела в «Золотом льве»? Признайся. Ты должен мне доверять. Те дни позади. Джек вернется домой, и нужно, чтобы ему было там хорошо. – Миррен было неприятно ломать комедию перед Беном, но что еще ей оставалось?

Бен отошел; на его лице читалось облегчение.

– Мы получили второе место за Герти и третье за Горация. Жалко, что ты не видела. Но вам, женщинам, важнее пройтись по лавкам, тем более что теперь ты уже не будешь шастать в город каждую неделю.

Ей почудилось или нет, что в его голосе прозвучала угроза? Трудно сказать. Бен вел себя как приставленный к ней полисмен, и это раздражало.

– Я буду шастать там, где захочу, – огрызнулась она, – и когда захочу. Я не ребенок, а ты не мой опекун!

– Кто-то должен присматривать за тобой. Ты так похудела, и я не вижу, чтобы ты когда-нибудь ела нормальную еду. Еще я не вижу, чтобы ты взяла в руки книжку или вязала с Флорри коврики, как было раньше.

– Так, как было раньше, уже не будет, или ты забыл? Тебе жить своей жизнью, а мне своей, – заявила она и двинулась прочь от него.

Чем раньше он женится, тем скорее она сможет как-то наладить совместную жизнь с Джеком. Когда Бен, молодой, сильный, полный энергии, подходил к ней слишком близко, она испытывала странное волнение. В его глазах она видела что-то, тревожившее ее душу.

Пожалуй, им с Джеком нужно скорее уехать отсюда и поселиться где-нибудь на юге, как он и хотел когда-то. Но этот новый Джек, кажется, не хотел уже никуда. Но ничего, скоро он приедет в Крэгсайд и через пять минут ему там надоест. Вот он и захочет куда-нибудь уехать.

Миррен зашла в женский туалет, сделала большой глоток, чтобы успокоить нервы, зажевала мятной жвачкой и побрызгалась лавандовой водой – на всякий случай, если ее надсмотрщик станет принюхиваться.

Теперь нужно было придумать, где она спрячет свои припасы. «Край Света» был бы идеальным местом, не будь он так далеко, но к тому же теперь он больше ей не принадлежал. Ей не хотелось, чтобы Том и Флорри нашли ее тайник. Им хватает волнений из-за Джека. Вот ему скорее всего будет на все наплевать.

Забавно, как ловко она научилась отыскивать в округе нелегальное бухло. Там словно была маленькая агентурная сеть дружбанов, объединенных одной целью – купить подешевле спиртное; все они помогали друг другу находить новых торговцев. Слухом земля полнилась. Она позаботится, чтобы Том купил что-нибудь к Рождеству. Пиво или что-либо покрепче – безразлично, лишь бы ей сохранить ее собственные бутылки. Уж ими-то она не поделится ни с кем. Ей нужно продержаться ради Джека все праздничные дни и не опозориться. Рождество – это тест на выдержку, и ей надо думать прежде всего о себе, если она хочет выжить.

А уж нравится или не нравится это Бену – неважно. Не его это дело. Если не нравится, может жить со своей возлюбленной в «Крае Света», лишь бы он оставил ее в покое. Она никогда не простит ему, что он украл ее мечту.

Весь свой первый приезд Джек проспал. Он был обессилевший, согбенный и такой усталый, что засыпал даже во время разговора. Тот выходной был первым из многих, и всем было трудно изображать веселье и беззаботную радость. Флорри изо всех сил уговаривала сына попробовать что-нибудь из ее выпечки, но он почти ни к чему не притрагивался. Говорить с ним тоже было трудно. Казалось, он не слышал, что они говорили, и не проявлял ни малейшего интереса к фермерским новостям. Еще он избегал Дитера, словно от того плохо пахло, и подолгу глядел в окно на долину, погруженный в собственный мир.

– Давай, – тормошила его Миррен, стараясь не терять терпения. – Вырвись из своей дремоты. Нужно как можно лучше провести праздники. К нам приедут Пам и Уэс. Твоя мама старается изо всех сил. Давай-давай!

– Ты не знаешь, что это такое. Я все время чувствую страшную усталость.

– Но ты ведь ничего не делаешь, только сидишь, – возразила она. – Давай погуляем в полях. Нам надо поговорить.

– О чем? По-моему, ты уже все сказала мне в госпитале. Я знаю, что ты лишь делаешь вид, что живешь. По утрам ты выглядишь хуже меня.

– Потому что я пытаюсь работать не хуже, чем раньше. Каждый день, и мне некогда себя жалеть. Былого уже не вернешь, – вздохнула она.

– Ты думаешь, мне нравится быть в таком состоянии?

– Ну вот, опять ты начал себя жалеть. Вставай и пошли, поможешь мне чистить навоз. Доктор сказал, что физические нагрузки тебе не только не повредят, а, наоборот, пойдут на пользу. – Его вечное нытье действовало ей на нервы.

– Только не с этим фрицем, – буркнул он. – Зачем вы согласились, чтобы у вас поселился гитлеровец?

– Потому что Дитер работящий, он знает свое дело, да еще и обходится нам дешево. – И какое ему вообще дело до Дитера?