Однако посреди ночи проснулась после того, как на улице раздался пронзительный вой сигнализации. Я открыла глаза. Из-за раздвинутых штор и света оранжевых фонарей в комнате было светло. За окном торчали голые ветви и падал снег. Падал так быстро, будто кто-то сверху хорошенько взбивал перину. Я повернула голову и увидела рядом с собой сладко спящего Федю. От неожиданности так перепугалась, что со всей дури пихнула парня в бок.

– М-м, – промычал Федя. – Ты чего?

– Что ты тут делаешь?! – шепотом спросил я, поднимая одеяло. Слава богу, Федя был в одежде.

– Сплю.

– Почему здесь?

– А где еще? Это теперь моя спальня.

– Действительно.

Я легла на спину и уставилась в потолок, по которому в свете фонарей расползлись причудливые тени от веток. Сигнализация перестала визжать. А я вдруг отчетливо поняла, что не смогу уснуть, зная, что Федя лежит рядом. Так близко… Я перевернулась на бок. Зажмурилась. Снова легла на спину. На бок. На другой. На спину…

– Агния, ты долго будешь вертеться? – сонно проворчал Федя.

– Я больше не могу уснуть, – отозвалась я, усаживаясь на постели. Подоткнула подушку под спину и уставилась на голую стену. Затем осторожно взглянула на Федю. Он лежал с закрытыми глазами, но наверняка тоже больше не спал.

– А где все? – спросила я.

– Я их сразу прогнал, как только ты уснула, – ответил Федя. – И пришел сюда стеречь твой сон… Только ты мой, наоборот, не бережешь.

– Прости, – сказала я.

Со стороны улицы больше не доносилось ни звука. Только снег продолжал бесшумно падать.

– О чем ты часто думаешь? – спросил Федя, не открывая глаза.

– Честно? – отозвалась я каким-то глухим голосом. – О своих похоронах.

– И как я сам не догадался? – снова ворчливо отозвался Федя. – Очень предсказуемый ответ от девушки. Хотя, погоди, я не ослышался? Ты сказала – о похоронах? Не о свадьбе?

– Ну да. О похоронах.

Я некстати рассмеялась. В полутьме мой смех прозвучал как-то особенно нервно и жутко.

– Я думаю, как много человек придет со мной попрощаться. Кто станет искренне плакать, а кому будет все равно… Мне было бы интересно взглянуть на маму. Она бы точно страшно расстроилась. И раскаялась. Горько плакала бы у гроба и говорила: «Ах, почему я так мало проводила времени с Агнией?»

Федя молча слушал мои ночные бредни. Потом тоже уселся на кровати и потер глаза.

– Ты это все серьезно?

– Да. Зачем мне с тобой шутки шутить?

– Ты, оказывается, очень страшный человек, Агния.

– Я знаю.

– И жуткая эгоистка.

– Угу.

– И еще очень одинокая.

– О-о-о, – протянула я, изображая умиление. – Как здорово ты читаешь людей, Федя. Кстати!

Я осмелилась и взяла его за руку. Провела пальцем по одной из татуировок на предплечье. Я уже давно успела разглядеть красивого дракона. И татуировку на шее наконец рассмотрела. Русалка… Я осторожно провела по ней указательным пальцем. От кадыка до Фединых ключиц…

– Что означают твои татуировки?

– Мифология, сказки…

– Ты любишь сказки?

– Кто не любит сказки? – посмотрел на меня Федя.

– У меня тоже есть одна татуировка, – решила признаться я.

– Правда?

– Ага. Я ее сделала втайне от мамы на свое шестнадцатилетие. Татуировка глупая. Но, как оказалось, очень пророческая.

Я осторожно приподняла край футболки и продемонстрировала надпись: «Maybe some people aren’t meant to be saved».

– Что это? – спросил Федя, вчитываясь.

– Некоторым людям не суждено быть спасенными, – сказала я.

Теперь Федя осторожно провел пальцем по черным буквам, обжигая кожу, а затем посмотрел на мое лицо. Его взгляд остановился на губах, и я едва не задохнулась от волнения.

– Пожалуйста, – попросила я шепотом. – Я знаю, что ты хочешь сделать. Не надо меня целовать. Я этого не хочу. Иначе все будет необратимо.

Я вспомнила про свой отъезд и теперь ясно поняла, что, если все зайдет слишком далеко, я не смогу его отпустить. Я с ума сойду в разлуке с этим человеком. И весь мой надуманный будущий мир лопнет как радужный мыльный пузырь.

– Тогда одерни, пожалуйста, футболку, – хриплым голосом попросил Федя. – А то у меня уже и так сносит башню.

Я поспешно поправила футболку, сама поцеловала Федю в лоб и снова легла, на сей раз укрывшись одеялом до самого подбородка. Наверное, теперь Федя сочтет меня за совершенно чокнутую. Ненормальную. Быть может, так ему легче будет остыть ко мне?

– Знаю, что все это странно, – сказала я, когда Федя снова лег рядом. – И я даже не хочу, да и не смогу все это объяснить. Просто у меня столько проблем…

– У меня тоже есть в жизни одна большая проблема, – сказал Федя. – Я вечно влюбляюсь не в тех девушек.

Ночью снова прошел сильный снегопад. А утром я проснулась от страшного скрежета – дворник расчищал тротуар, соскребая выпавший снег с асфальта.

Выглянув в окно, я даже не сразу узнала наш нарядный двор. Крыши соседних домов пышно белели. От искрящегося снега заболели глаза. И голова страшно трещала. Мы с Юлькой, сбегая от Феди, прихватили со стола бутылку с остатками красного вина. Я обычно совсем не пью, поэтому мне хватило пары бокалов, чтобы забыться. Я потерла глаза и вдруг вспомнила все события прошедшей ночи. Захныкав, прижалась горячим лбом к холодному оконному стеклу.

Юлька крепко спала, развалившись в моей кровати. Спала сладким сном младенца. Казалось, ее вообще в этой жизни ничего не волнует. А вот я с ума сходила! Вернее, уже бесповоротно с него сошла. И если бы про нашу историю снимали фильм, в этот день я бы окончательно отказалась от съемок. Разорвала сценарий, прописанный Агнией, на мелкие клочки, которые разлетелись бы по комнате, как снег за окном. Мой мир окончательно рухнул и хорошенько меня придавил. А началось все с сообщения, которое отправил Агнии ее отчим…

Я говорила Юльке, что читать чужие смс некрасиво. Но Юлька, сидя на подоконнике, все-таки склонилась к горящему экрану айфона.

– Юля-я, – протянула я, оглядываясь. Но до нас с Адамовой никому не было дела.

– Погоди, – отмахнулась Юлька. – Здесь про Дениса!

– Про Дениса? – забеспокоилась я. – Он снова ей написал?

– Не он… Отчим… – как-то глухо отозвалась Юлька. При этом у нее сделалось такое озадаченное лицо, что я не выдержала. В голове от вина шумело, и я, больше ни секунды не раздумывая, подбежала к подоконнику и тоже уставилась на горящий экран. Отчим писал Агнии: