— Да нет же. Посмотри, то оно было цвета сирени, а сейчас как будто водой разбавили.

— Ну тебе виднее. Я, честно, не присматривался. Да и какая разница, — Вадим еще раз плеснул холодной водой в лицо.

— Ну, если это с вирусом связано, то, как только небо вернет свой цвет, все в норму вернуться должно.

— Юль, в норму уже точно не вернется.

Девушка молча вздохнула и вышла на берег. Гуляли около получаса, ждали пока Султан сделает свой дела и вдоволь набегается. За все время прогулки ни встретили ни одного человека. Хотя Вадим уже перестал обращать на это внимание, запустение начало входить в привычку.

[1] «Обезьянник» — камера предварительного заключения в отделении полиции.

[2] Джерки — кусочки вяленого мяса, высушенного в специальных условиях.

[3] Абрис — рисунок в линиях без тени, также обводка контуров рисунка.

Часть 2. Глава 4. Стив

26 июня.

8.22 по московскому времени

Почти не спал. Самочувствие улучшилось, но каждые полчаса бегал в туалет, прямо как брат деда, дядя Скотт, страдавший на старости от простатита. Под утро низ живота тянуло, как будто тягал тяжести и надорвался. Очень хотелось позвонить Дез, но в Хьюстоне ночь, и если ей удалось, она скорее, всего спала. С родителями и братьями связаться не удалось, даже в Фейсбук они заходили только позавчера. Ноутбук открывать не хотелось, кроме негатива из интернета ничего не почерпнешь, а его и так хватало. Аппетита нет, через силу запихнул в себя пару тостов с ветчиной и сыром. Пил много, во рту скрипело, как после знатной попойки, даже стакан, выпитый залпом, не мог унять эту жажду.

Так полюбившаяся за год съемная квартира превратилась в клетку. Мебель, которую пришлось докупить, понимая, что при возвращении в Штаты все равно придется все оставить, раздражала настолько, что в порыве злости на себя и ситуацию влепил ногой по журнальному столику. Стол жалобно хрустнул, стеклянная столешница съехала с креплений. Стив спешно поправил обратно, сожалея о порыве гнева. Выходить на улицу опасался. Еще не был уверен в своих силах и риск повторно заразиться пугал. Приходилось слоняться по квартире-студии от стены к стене. Внутри свербело ожидание, заставляя тело, подобно взведенной пружине, находиться в постоянном напряжении. Ближе к обеду решил поспать, чтобы хоть немного убить время. Сон только начал опутывать сознание, когда его прервал разорвавший тишину звонок.

— Алло, да? — подскочил на кровати, даже не посмотрев, кто звонит.

— Привет, — Дейзи, но голос ее звучит очень странно.

— Как ты? Ты доехала?

— Все хорошо, да, я на месте. Как ты себя чувствуешь? — она проговаривала слова очень медленно, словно кто-то включил на записи эффект замедления.

— Уже намного лучше, только в туалет постоянно бегаю, не знаю, из-за болезни, или из-за того, что очень много пил. А так уже намного лучше. Температуры нет. Как там твой отец? — говорил быстро, будто звонок вот-вот прервётся, и он не успеет сказать и спросить все, что хотел.

— Папа умер, сегодня ночью, — Дейзи произнесла эти слова без толики эмоций в голосе.

— Э-э-э…. — Стив на секунду потерял дар речи. — Дез, ты как? Ты там одна? Дез?

— Я тут. Все хорошо. Не переживай, — с каждой секундой ее голос звучал все медленнее и медленнее.

— Что с тобой, почему ты так говоришь? Что у тебя там происходит? — Стив начал выходить из себя и кричать в телефон.

— Уже все произошло. Стив, прошу, успокойся. Мне… мне сложно говорить… — Дейзи замолчала на несколько секунд. — Сегодня утром я заболела… Так же, как все… Я знаю. Знаю, что умру, это не лечится. Все сейчас умирают. Подожди, не кричи, успокойся. Уже ничего не изменишь. Я очень рада, что тебе лучше… Значит, у тебя иммунитет… Ты один из нескольких тысяч… Честно, думала, что ты тоже умрешь. Но со мной уже все… Не плачь, пожалуйста, просто послушай. Я не хотела так же, как мама с папой. От страшной боли и задыхаясь, в бреду. В округе уже никого нет, все умерли, никто не будет нас хоронить. Сначала хотела выстрелить, но не смогла. Нашла в амбаре лошадиный транквилизатор… Возьми себя в руки, не надо. Я скоро отключусь… Хотя бы спокойно и сама. Я надела платье… Красивое… Держу в руках наше фото и кулон… Ты подарил… Я сама так решила… Ты просто… Выживи…

Дальше тишина. Стив кричал в трубку, орал матом на Дез, о том, что она дура, что попадет в ад, рыдал и умолял её ответить, но на том конце лишь тишина. Положил телефон, включил на громкую связь и долго рассказывал, как отправиться в портовый город, найдет яхту или катер и будет добираться до Штатов. Плевать, что ни черта не понимает в мореходстве, и, скорее всего, или разобьётся об скалы, или умрет от голода и жажды, где-нибудь посреди океана. Сейчас важно было говорить с ней. Представлял, как она лежит на своей постели с кованным изголовьем, в легком платье с подсолнухами, держит в руках их фото и улыбается. Непременно улыбается, так что видно ямочку на левой щеке.

Не хотел верить. Отказывался. Все время командировки душой был дома. С Дез и ее родителями. Её семья для него стала намного ближе, чем родная. Там его воспринимали взрослым и самостоятельным человеком, считались с его мнением. А дома он был вечным ребенком, угнетенный авторитарным мнением родителей. Но теперь эта тонкая нить, связывающая тело с душой, находящейся на другом континенте, оборвалась. Внутри только пустота, вообще не знал, что ему дальше делать. Утерев слезы с лица, подошел к окну. Промелькнула мысль открыть его и просто прыгнуть. Пара секунд, и он забудет обо всем. Дейзи же смогла, почему нет. Но не смог. Благоговейный страх перед суицидом и спрятанное глубоко внутри, настолько глубоко, что сам этого не знал, опасение попасть в ад, остановили.

Стив опустился за стол, придвинул ближе ноутбук. Долго не решался открыть, но все же сделал это. Руки сами по себе открыли текстовый редактор, начал набирать текст, не думая, просто выливая все, что у него в голове, на белое поле монитора.

«Двадцать шестое июня. Две тысячи двадцатый год. Мир, как мой локальный, так и в глобальном понимании, умер. Пандемия, которой дали имя «Пурпурный рассвет», Боже, как же это криво звучит по-русски, уничтожила почти все человечество. Дез и ее родители мертвы. Буквально полчаса назад я слышал ее последние слова. Она говорила, умирая от интоксикации лошадиными