По тронной зале разнёсся гулкий звон. Это зазвенел шлем, выпавший из ослабевшей руки Руфусильи Аквилотской.

Однако спустя мгновение и она, и остальные гномы склонились в глубоких поклонах.

Светловолосый король молча вернулся на возвышение.

Шушротта потянула застывшую рубаку за рукав, прошептав:

– Аудиенция окончена, идёмте!

Торусилья, подняв сестринский топор с пола, где тот так и продолжал лежать, подхватила её под руку и потащила за Шушей. На лице младшей рубаки расцветали пятна гневного румянца.

– Что произошло? – тихо поинтересовался Вирош у Яго. – Ты что-нибудь понял?

Тот качнул головой. С тех самых пор, как пришёл в себя после удара тролля, рю Воронн, казалось, проглотил язык.

– Они, похоже, знакомы! – подал голос Варгас.

– И знакомство нерадостное… – пробурчал из-за их спин Йожевиж.

* * *

Все растерянно смотрели на застывшую, будто в ступор впавшую Руфусилью и её сестру, которая вместо того, чтобы лакомиться яствами, щедро расставленными на столе в выделенных гостям богатых покоях, с грохотом швыряла блюда об каменный пол.

– Да как ему совесть дала жить-то после всего! – кричала она, и впервые голос отважной рубаки дрожал, словно она собиралась заплакать. – Да чтоб у него борода повылазила, чтобы мыши его уши сгрызли, пока он спит, чтоб…

Встав на пути гномеллы, Ягорай положил руку ей на плечо. Движение казалось мягким, даже ласковым, но Тори, несмотря на свою силу воительницы, будто уткнулась в каменную стену.

– Возможно, мы будем возмущены, как и вы, уважаемая Торусилья, если узнаем, в чём дело, – сказал он, – однако не стоит поносить хозяина дома, в гостях у которого находишься!

Тори дёрнулась, пытаясь сбросить руку, а затем заалела румянцем, словно маков цвет.

– Прошу её простить, – раздался усталый голос Руфусильи, – это давняя история, которая причинила мне боль. Тори тогда сильно переживала за меня… Потому и сейчас гневается!

– Р-р-расскажи? – мурлыкнула фарга.

Она единственная из всех, с удобством устроившись за столом и подтянув к себе блюдо с жареной свининой, утоляла голод, не смущаясь происходящего.

Старшая рубака грустно улыбнулась. Сейчас она казалась моложе и ранимее себя нынешней, словно годы повели отсчёт вспять, возвращая её в то время, когда она была юной мечтательницей, возжелавшей воинской славы.

– Мы хотели пожениться… – тихо сказала она и, развернувшись, ушла в соседнее помещение, наглухо закрыв тяжёлую дверь.

Шушротта изо всей силы дёрнула себя за косу.

– Я не ослышалась сейчас? – изумлённо спросила она. – Уважаемая Руфусилья в бытность свою собиралась замуж за Его Величество Ахфельшпроттена Первого?

– Да она жизни без него не мыслила! – буркнула Тори, отпущенная наконец Ягораем. – Бредила им днём и ночью! Они каждую минуту проводили вместе… А потом он уехал. Бросил её, не написав записки, не прислав весточки! Она ждала его, как проклятая Аркаешем, даже похудела!..

Присутствующие гномы издали дружный вздох ужаса – похудеть для уважающего себя гнома означало крайнюю степень отчаяния.

– Давайте поужинаем, – предложил Вирош, садясь за стол рядом с Таришей, – ночка выдалась неспокойной, в моём животе давно уже тоскливо воют волки!

– И то верно! – прогудел Дикрай, усаживаясь в другой стороны и утаскивая с тарелки фарги кусок мяса.

Обнажив клыки и тихонько зашипев, Тариша шлёпнула его по макушке – ну чисто кошка лапой настучала между ушами провинившемуся коту! Светловолосый оборотень расплылся в довольной улыбке.

– Где у вас тут ветошь и прочие бабские игрушки? – проворчала Торусилья, поворотясь к Шуше. Выглядела бравая гномелла так, будто только что вернулась с поля боя: видать, битва с собственным гневом оказалась нелёгкой. – Давай уберу, что накидала!

– Я помогу! – подскочила Виньо. Украдкой потёрлась щекой о плечо Йожевижа – естественно, все сделали вид, что не заметили! – и присоединилась к гномеллам.

У почтенных мастеров царствовал культ сытной еды, основу которого составляли мясо и грибы. Гномы к овощам относились с уважением, однако не любили злаковые и почти не ели хлеба. Последний использовали лишь как сухари для далёких путешествий, да и то доля вяленого мяса и солонины в торбах путешественников всегда была больше. Подобная диета оборотней только радовала.

– У меня такое ощущение, что я впервые за долгое время наелся досыта! – заявил спустя какое-то время Дикрай, откидываясь на спинку деревянной скамьи.

– И ещё осталось! – улыбнулся Вирош.

Рю Воронн к пище почти не прикасался.

– Ты бы поел! – тихо сказал ему Йож. – Что толку себя мучить?

Ягорай, сумрачно посмотрев на него, встал и ушёл в комнату, противоположную той, в которой скрылась Руфусилья.

Между тем за стол вернулись гномеллы и весьма оживили обстановку.

Дробуш всё это время молча и много ел. Троллям еда для поддержания жизни была не нужна вообще, однако сильно повышала настроение. Вернув себе душевное равновесие, он поднялся и отправился следом за Яго. Хотел сказать ему… сам не знал, что говорят в таких случаях. Ну, хотя бы попытаться!

Вырвиглот вошёл в комнату, в которой скрылся рю Воронн, закрыл за собой дверь и… обнаружил себя лицом к лицу с его величеством Ахфельшпроттеном Первым.

* * *

Беснующийся ветер любого другого сдул бы с пирса с лёгкостью, но не эту хрупкую белокурую женщину, появившуюся из ниоткуда и уставившуюся широко раскрытыми глазами вдаль. Серо-голубые радужки казались отражением неба, то низкого и серого, то – в разрывах облаков – высокого и пронзительно-голубого. Весна издалека, из Гаракена, плыла в Вишенрог и посылала приветы любимой Ласурии, размахивая небесными платками.

Ники было тепло, даже жарко: не унялась кровь, вскипевшая от прикосновений Торхаша, не выровнялось дыхание, и ноги ещё подрагивали от напряжения, испытанного у холодной стены какой-то подворотни.

Однако архимагистр обнимала себя руками, будто ей было зябко…

И до сих пор не хватало объятий Ясина, объятий, в которых она ощущала себя путником, вернувшимся домой из дальних-дальних странствий. Не страсть, охватившая её с Лихаем, напугала, заставив вновь почувствовать себя юнгой на корабле и позорно сбежать, а увиденное в мороке и указывающее сразу на две вещи. Во-первых, сила архимагистра перешла на иной, ранее недоступный ей уровень. Во-вторых, переход приоткрыл завесу, скрывающую истинную картину мироздания, ту самую, о которой самые сильные маги и самые старые волшебники могли лишь догадываться, но видели только боги. Энергетические нити ткали полотно бытия, сплетались в хитроумные узоры. Их отголоски можно было обнаружить в семантике мировых языков, в климатических картах Тикрея, в расположении геотермальных и аномальных зон в Синих горах, в Весеречье и в некоторых других местах. Картина постоянно менялась, но в ней, как и в жизни, существовали Закон и Порядок, отчего она всегда казалась правильной. Ныне же Ники узрела изъян и чем больше размышляла о нём, тем сильнее ей становилось не по себе. Стояла перед глазами яркая голубая звёздочка, запутавшаяся во вселенской паутине. Звёздочка, которая скоро должна была истаять, не выдержав пропускаемой через себя мощи, но прежде разнести окружающий мир с лёгкостью ребёнка, рушашего замки из песка. В Ласурии таких называли Сообщающимися Сосудами. В Гаракене – Проводниками силы. Однако сейчас ей более всего подходил эльфийский термин: рокури аркаэлья – роковая звезда.