Из боковых ответвлений то и дело пыхали дымки, из щелей между камнями едко пахло серой, мгла, заставляющая глаза слезиться, заволакивала всё вокруг. Когда стало тяжело дышать, Шушротта крикнула:

– Остановитесь!

Оборотни фыркали и чихали, для их чувствительных носов дым представлял серьёзную опасность. Прозвучали шаги гномеллы, издалека раздался тяжёлый гул. Потянуло чистым воздухом. Конечно, это был не ароматный ветер с поверхности, но дышать им, не кашляя, вполне получалось.

Дым с удивительной быстротой рассеивался, втягивался в трещины потолка пещеры, в которой оказались члены бригады.

– Проточная вентиляция? – понимающе ухмыльнулся Синих гор мастер. – Умно!

Должно быть, гномелла не только включила отток воздуха, но и активировала потайной проход, потому что одна из стен пещеры, дрогнув, покатилась в сторону, открывая коридор, освещённый редкими факелами, вставленными в толстые железные кольца.

Остановившись спиной к открывающемуся проходу, она внимательно оглядела спутников и, низко поклонившись, произнесла:

– Уважаемые гости, вы вступаете на территорию Независимого Подгорья, где действуют законы Его Величества Труббельшлагга, принятые в период Вечной ночи! Прошу во всём слушаться меня, поскольку я отвечаю за вас головой, и не противиться таможенному досмотру!

– Чего? – удивился Дробуш.

– Также прошу уважаемых оборотней принять человеческий облик, дабы не препятствовать действиям погранцев, и всех – сложить оружие вот здесь, у стены! – добавила Шушротта.

Йожевиж, с мгновение задумчиво почесав бороду, подошёл к указанному месту и положил топор. Его примеру последовали остальные. Даже Ягорай избавился от своего меча в простых чёрных ножнах.

Наступило молчание. Шуша спокойно ждала чего-то, остальные нервно поглядывали друг на друга. Не слышно было шума подземных потоков, выключилась вентиляция, и едкие испарения вновь начали заполнять помещение.

– Да где они, эти погранцы? – первой не выдержала фарга.

Оборотни и так с трудом выносили замкнутые пространства, а тут ещё и запах становился сильнее.

– Уже здесь! – улыбнулась Шушротта.

Они действительно были здесь – десять кряжистых гномов в тяжёлых ребристых доспехах, вооружённые арбалетами и топориками на коротких рукоятях. Ещё двадцать стояли в коридоре по ту сторону потайного прохода.

– Вы как тут очутились, уважаемые? – изумился Йожевиж.

– Из самых недр, почтенный мастер, из самых недр! – с улыбкой отвечал ему здоровенный офицер.

Его грудь украшал доспех серебристо-белого цвета, и такого же цвета щитки прикрывали ботинки на толстой подошве.

– Идите за нами! Вас уже ожидают! – приказал он.

Снова последовала череда незапоминающихся, неярко освещённых коридоров. Пару раз конвой и те, кого они вели, встречали гномов, везущих на степенных самоходных тележках связки факелов для замены выгоревших. Несмотря на то, что пол шёл под уклон, дышать становилось легче, видимо, чем ближе путешественники подходили к густонаселённым территориям, тем лучше работала вентиляция.

За очередным поворотом открылась скальная площадка над бездной, расцвеченной яркими отблесками. Глубоко внизу, в трещине, лениво ворочалась лавовая река, по краям похожая на подгоревший в духовке пирог.

– Рубиновая, – пояснила Шушротта, – источник тепла и энергии для нашего города.

– Как называется город? – подал голос Вирош.

Обычно спокойный оборотень казался сильно взволнованным.

– Круткольх – красный камень.

– Никогда не слышал о таком городе гномов! – прогудел Йожевиж, косясь на погранцев – не обидятся ли?

Те внимания на его слова не обратили или сделали вид, что не обратили.

По узким лестницам, выбитым прямо над огненным потоком, по арочным мостам, напоминавшим нити паутины, затянувшей огромную пещеру, перебрались на другую сторону. Ягорай нёс Аргониэль на руках, как драгоценную ношу. И если принять во внимание принцип «жизнь за жизнь», в какой-то мере так оно и было: Вита осталась у эльфов, эльфийка была пленена Ласурскими хорьками.

* * *

Еды на столе поубавилось. Стремительный, стремительно наевшийся до отвала, отвалился под стол, из-под которого торчали лишь его длинные крепкие лапы. Иногда псу что-то снилось, и он сучил ими и рычал. Поглядывая на собаку, его величество думал об охоте. Мечталось ему услышать звук рога, визг и лай гончей стаи, топот кавалькады. А ещё мечталось уйти вдвоём со Стрёмой в лес, разглядывать цепочки звериных следов, слушать тишину зимней чащи, изредка прерываемую цвиканьем синичек, карканьем ворона или стуком дятла. Идти, проваливаясь в снег и ни о чём не думая…

– …Я тогда, после представления, запустил лапу в колпак. Решил, что уж пару монет за пение точно заработал, – звучал где-то в отдалении Дрюнин голос. – Да не тут-то было! Кулак Гентукки быстро показал мне, что к чему. «Ты, парень, запомни, – сказал он, когда я поднялся с пола, держась за живот, куда он мне заехал этак по-дружески, – всё, что заработали, мы отдаём магистру, а уж он решает, кто и сколько получит, а сколько останется на общие нужды. И не вздумай этому перечить или… иди своей дорогой с благословения Пресветлой!» Для меня, никогда не нуждавшегося в средствах на развлечения, оказался откровением и сам факт зарабатывания денег, и то, как легко я их заработал, и то, что они мне не принадлежали!

«Я не собираюсь никому принадлежать! – смеялась черноволосая красавица в памяти короля. – Да, ты хорош собой, мой знатный господин, но это всё! Свобода – в моём сердце, да и ты не останешься верным одной женщине! Я вижу это, читаю по твоим губам, по твоим взглядам, по твоей ладони, в которой так уютно уместилась бы моя грудь…»

– Ах, Аллилуэль, – вздыхал за столом шут, – если бы ты видел её, братец, твои королевские яйца сразу бы вспыхнули! Тонкий стан, высокая грудь, бёдра невероятно крутых и плавных линий… У неё был маленький, аккуратный – ну просто эльфячий! – нос, большие тёмные глаза с насмешливым огоньком, а губы… Пресвятые тапочки, их хотелось съесть!..

Высокая и фигуристая, Эстель скрывала красоту тела под тёмными широкими одеждами, делавшими её похожей на старуху. Лишь ленты, вплетённые в волосы, отличались яркостью. Ведьма любила дорогие ленты – шёлковые и атласные: скользкие, с красками радостными и сильными; кружевные: пастельные и изящные. А он любил делать ей подарки. Когда принёс первый – золотое колечко с изумрудом, – она, рассмеявшись, выбросила его в ручей, протекающий близ лесной хижины. «Глупый ты, мой знатный господин, – говорила, смеясь, – разве можно купить то, чего нет?» «Но я вовсе не собирался покупать твою любовь! – возмущался молодой Редьярд. – Просто хотел, чтобы ты улыбнулась!» Подойдя, она коснулась тонкими пальцами его тогда ещё гладких щёк и тихо сказала: «Ну, так я улыбнулась…»

– Я, конечно, к ней подкатил. И она, конечно, не устояла. Лето, какой-то сарай, упоительно мягкое сено и запах распалённой страстью женщины – что может быть лучше для шалопая, вырвавшегося из родного дома? – шут мечтательно улыбнулся, однако улыбка получилась с оттенком грусти. – И вот, когда я лежал рядом с ней и думал, как прекрасна жизнь, она мне и говорит: «Ты только не обижайся, Дрюня, к перепихону с красивым парнем типа тебя я всегда готова, но не думай, что ты будешь единственным в моём сердце или моей постели…» Я тогда понял, мол, будут и другие. Но всё оказалось не так…