Послеполуденное небо было ясным, но солнце светило как-то тускло, а в тот момент вообще спряталось за единственное набежавшее облачко.

– Надо идти, – сказал я друзьям дрожащим голосом. Я протянул руку Мохамеду, но он рванулся вперед, и мы крепко обняли друг друга. Мамбу не стал дожидаться, пока друг детства отпустит меня, и присоединился к нашим объятиям. Он сжал меня так крепко, будто прощался навсегда. (Родственники Мамбу нашлись, но отказались брать его к себе. Потом я узнал, что он опять отправился воевать.) Последним подошел Альхаджи. Он сжал мою руку, и мы долго смотрели друг другу в глаза, вспоминая все, что нам довелось пережить вместе. Потом я похлопал его по плечу, а он улыбнулся: понял, что этот жест означает нечто вроде «все у нас будет хорошо». Я его после этого больше никогда не видел, потому что он часто переезжал из одной приемной семьи в другую. На прощание Альхаджи сделал шаг назад, отдал мне честь и прошептал: «До свидания, командир отряда!» Я опять похлопал его по плечу, но не стал отдавать честь. Тут приблизилась Эстер. В глазах у нее стояли слезы. Она обняла меня крепче, чем обычно, но я не мог ответить ей тем же, потому что изо всех сил пытался сдержать рыдания. Девушка подала мне листок.

– Это мой адрес. Приходи, когда захочешь, – сказала она.

Я действительно пришел к ней через несколько недель. Время посещения оказалось не очень удачным – ей нужно было уходить на работу. Она обняла меня, и на этот раз я тоже крепко сжал ее в объятиях. Она засмеялась, слегка отстранилась, внимательно посмотрела на меня и произнесла:

– Приходи в следующие выходные, у нас будет больше времени, чтобы пообщаться, ладно?

На ней была белая форма. Она собиралась ехать в центр, чтобы помогать другим сломленным войной мальчишкам. Наверное, тяжело выслушивать столько трагических историй, принимая близко к сердцу. Мне приходилось жить лишь с одной, моей собственной, и то это было тяжело. Ночные кошмары продолжали мучить меня. Зачем же она это делает? Зачем они все это делают?

Я много думал об этом. Каждый из нас пошел своей дорогой. В тот день я видел Эстер в последний раз. Я любил ее, но так и не признался ей в этом.

Дядя подхватил меня на руки сразу после того, как я вышел из микроавтобуса. Он отнес меня на веранду.

– Я сегодня встретил тебя, как вождя племени! Но теперь ты можешь коснуться земли и с этого мгновения снова становишься обычным мальчиком, – со смехом сказал он и поставил меня на пол. Я улыбался, хотя очень нервничал. Мои новые родственники – брат Элли и три сестры, Матильда, Коно и Сомбо, по очереди обняли меня. Их лица сияли.

– Ты, наверное, голоден. Я тебе приготовила праздничное блюдо – сакие томбои, – сказала тетя.

В честь моего прибытия она сделала цыпленка с листьями маниоки. Курицу в Сьерра-Леоне едят редко, только в торжественных случаях. В большинстве семей готовят ее по большим праздникам, на Рождество или Новый год. Тетушка Саллай взяла меня за руку и усадила рядом с дядей на скамью. Сюда же, на веранду, она принесла нам еду на большом блюде. Мы с дядей ели руками из одной тарелки. Было очень вкусно, и я облизал пальцы, испачканные жирным пальмовым маслом. Дядя поглядел на меня и произнес с хохотом:

– Саллай, ты привадила еще одного. Теперь он отсюда никуда не денется!

После того, как мы помыли руки, был вызван Элли. Двадцатиоднолетнему[38] молодому человеку велели показать мне мое спальное место. Я подхватил пакет с вещами и пошел в соседний домик, находившийся сразу за главным, в котором спали старшие. Туда вела дорожка, которую аккуратно обрамляли по обе стороны ряды камешков.

Элли придержал для меня дверь, и мы вошли в чистую комнату. В ней царил идеальный порядок. Кровать была заправлена, выглаженная одежда висела на вешалках, обувь ровным рядом стояла вдоль стены, выложенный коричневой плиткой пол был вымыт до блеска. Элли сказал, что мне придется спать на полу, и достал из-под кровати матрас, пояснив, что нужно каждое утро скатывать его и убирать под кровать. Он объяснил, какие обязанности по поддержанию чистоты и порядка мне надо будет выполнять, а потом я вернулся на веранду и сел рядом с дядей. Тот положил руку мне на плечо и шутливо подергал меня за нос.

– Ты хорошо знаешь город? – спросил он.

– Не очень.

– Если хочешь, Элли как-нибудь покажет его тебе. Или ты можешь сам погулять, а если заблудишься, попытаешься найти дорогу. Это тоже неплохой способ знакомства с местностью, – добавил он со смешком.

Тут по городу разнесся призыв муэдзина.

– Мне нужно на намаз. Если что-то понадобится, спроси у брата или сестер. – С этим словами он взял чайничек с крыльца и совершил омовение рук. Закончив ритуал, он пошел по дорожке к подножию холма в ближайшую мечеть. Тетя вышла из комнаты, повязывая голову шарфом, и последовала за своим супругом.

Я вздохнул и остался сидеть в одиночестве на веранде. Волнение прошло, но теперь я почувствовал, что скучаю по Бенин-хоуму. Позже вечером, когда старшие возвратились с намаза, вся семья собралась вокруг магнитофона на веранде и приготовилась слушать народные сказания в записи. Довольный дядя потер руки, потом нажал на кнопку, и знаменитый сказитель Леле Гбомба поведал нам, как некий человек отправился путешествовать по миру, а сердце забыл дома. Я уже слышал эту историю, когда был маленьким. Ее рассказывали в бабушкиной деревне. По ходу повествования все члены дядиной семьи много смеялись, а я лишь улыбался и вообще в тот вечер говорил мало, да и в последующие дни вел себя очень тихо. Но постепенно я привык к новым родственникам и научился радоваться обществу людей, всегда чувствующих себя счастливыми.

Через пару дней после переезда к дяде Элли выдал мне выходные ботинки, красивую рубашку и стильный ремень.

– Если хочешь быть настоящим джентльменом, ты должен соответствующим образом одеваться, – сказал он, смеясь. Я собирался спросить, зачем он принес мне все это, но он уже начал объяснять.

– Хочу, чтобы ты немного развлекся, поэтому сегодня мы пойдем на танцы. Но это секрет от всех остальных. Мы уйдем, когда дядюшка уснет.

В ту ночь мы тихо выскользнули из дому и пошли в бар на дискотеку. По дороге я вспоминал, как ходил на танцы с друзьями, когда учился в средней школе. Я даже помню, что это были «тематические» вечера с разными названиями: «Снова в школу», «Переменка», «Ночь Боба Марли» и так далее. Мы веселились до рассвета, а потом снимали промокшие от пота рубашки и шли в интернат, наслаждаясь утренним ветерком, овевавшим наши разгоряченные тела. Тогда я был по-настоящему счастлив.

– Ну, вот мы и пришли, – объявил Элли, дернув меня за рукав и прищелкнув пальцами. У клуба толпилась молодежь, все стояли в очереди на вход. Юноши были хорошо одеты – в тщательно отглаженных брюках и аккуратно заправленных в них рубашках. Рядом с ними стояли девушки в красивых цветастых платьях и на каблуках, из-за чего некоторые из них казались выше, чем их кавалеры. Губы у девушек были ярко накрашены. Элли возбужденно переговаривался с кем-то, стоящим впереди. Я ждал молча, рассматривая цветные лампочки у входной двери. Кроме них, там еще был большой синий прожектор, в свете которого белые рубашки приобретали необычный оттенок. Наконец мы подошли к двери. Элли заплатил за нас обоих. Музыка показалась мне очень громкой, а может, я просто отвык – не был в пабе уже много лет. Я прошел за братом в бар, мы отыскали столик и уселись на высокие табуретки.