пусть не рыпается. Чтобы не он прыгнул, а ты его на себе тащил, как раненого.

Веник Банный вмешался, напомнил:

– Когда Некрасову на экскурсии плохо стало, Долорес с ним именно так прыгала.

Юрка добавил, тоже спокойно:

– Ну, выруби его на крайняк.

И было видно: когда Юрка станет работать в институте, он тем же тоном будет описывать ход эксперимента. Любого, даже самого рискованного. Сашка слабее Макса. Если Макс не согласится, чтобы его вырубали…

– А если снотворным? – Ира тоже подключилась к задаче.

– С-снотворным? – Серый пожал плечами, переглянулся с Сашкой.

И Сашка сказал:

– Вообще-то Максу можно словами объяснить, нет?

Веник расхохотался, глядя на лица спасателей.

Они минут за пять управились. Веник Банный напоминал Сашке про технику безопасности, проверял жилет, документы, всё как перед обычным вылетом. Остальные просто толпились рядом. Обычно так не бывает, в институт зрителей не берут.

Вот как это выглядит со стороны.

Человек стоит на пороге. Оглядывается.

Потом резко открывает дверь и исчезает. Такой театральный фокус.

И всё.

Серый смотрел на то место, где только что был Сашка. Остальные – себе под ноги, на коричневый узор линолеума. Там были нарисованы осенние листья. Они сейчас казались скукоженными, как сухофрукты на дне компота.

Веник сказал:

– Ребят, давайте сядем. Долго ждать.

– Долго – это сколько?

– По-хорошему – минут сорок, час.

– А по-плохому? – спросил Юра.

– Выдохни уже, – вдруг сказала Ирка.

И Юра выдохнул.

13

Макс знал, почему он сразу не прыгнул. Женьке сказал, что поищет нож, а на самом-то деле просто испугался. Он же нарушил всё что можно. Не справился с планированием. Плохо подготовил новичка. Вмешался в программу. Кажется, убил человека. (Не человека – ур-рода! Но всё равно не по инструкции.) И это он! Макс, у которого каждый вылет – образцовый!

А тут накосячил по полной. Ох ты ж, чёрт. Ему голову в НИИ открутят.

Может, остаться здесь? Может, это шанс? Он же хотел пожить как человек. У него есть все возможности, деньги, паспорт… Будто специально, будто время пришло…

Он посмотрел, как Женька, мало что соображая, открывает дверь, как внутри – чёрная вспышка… Всё, Женька прыгнул, молодец, дятел. И Витька тоже, так же, через ту же дверь… И никто на них внимания не обращает: люди спешат, электричка гудит, мигалка воет…

Нож. Надо глянуть… Нож и очки тёмные. Они при такой погоде в упор не сдались, Макс их сразу снял, зацепил на отворот куртки… Тоже куда-то делись, ну да шут с ними. Нож…

Макс брёл по серой снежной каше, мимо чужих людей, мимо обрывков разговора про «того жмура». Нож, нож… Да шут его знает, где тот нож. Если Макс отсюда свалит, какая разница, чей там нож, чьи отпечатки. Ищите ветра в поле!

Развернулся, пошёл обратно. Ближайшая дверь, стеклянная, ручка тряпкой обмотана – вот. Вход в коммерческий ларёк. Внутри сидит тётка с оранжевыми ногтями, та самая, которая хлопотала над Женькой…

Всё, сейчас обратно, в НИИ или сразу на планетку, к Женьке… Глянуть на него, сказать, что дурак ты, боцман, торпеда мимо прошла, ну что ты к нему полез-то… И успокоить, хоть немного, он же сейчас не в себе – и от боли, и от страха… Блин, хоть бы психологов им в институте выдавали, что ли. Так у любого крышу сорвёт. Ну, всё уже, сейчас, Жень!

Макс рванул на себя стеклянную дверь.

– Ты куда лезешь! В окно стучи!

Он оказался внутри ларька. Тётка медленно поднималась на фоне пёстрых бутылок, банок, сигаретных пачек, кислотно-зелёных и малиновых ценников. Визгливо отчитывала Макса, газовым баллончиком размахивала.

Он извинился, отступил. Может, дверь сломана? Ну, мало ли. Надо, значит, с другой работать, с той, через которую парни ушли. Чёрт с ним, с сортирным запахом. Перетопчется.

Макс задержал дыхание, подошёл к провонявшему хлоркой домику. Дёрнул дверь. Внутри были ржавые толчки и зарешёченное окошко под потолком.

Всё.

Приехали.

Я дезертир.

Легче всего оказалось найти, где жить.

На часах было позднее утро. В феврале небо постоянно мутное, не разберёшь, какое тут время. Но оно ещё подыгрывало Максу – может, по инерции.

Он действовал как будто по сценарию – «снять комнату у не очень подозрительных хозяев, осесть, осмотреться». Нашёл объявление о сдаче, прямо на телефонной будке, написанное от руки, почерк старушечий. Телефонный жетончик – коричневый, похожий на фальшивую монетку – у Макса при себе тоже был, даже не один. Позвонил, узнал адрес: действительно бабулька, действительно рядом, действительно недорого.

Подошёл к нужной пятиэтажке. И дальше, тоже как на обычном вылете, работал по чистой легенде. Паспорт показал, сказку рассказал. Вот, сессию не сдал, из училища отчислили, из общаги выгнали, а скоро призыв начнётся, надо успеть восстановиться, то, сё…

Документы были настоящие, деньги – тем более. Легенда нормальная, Макс ей не первый раз пользовался.

В общем, бабка показала комнату, взяла аванс, выдала ключ от входной двери. А потом вдруг протянула Максу тапки – обычные, клетчатые, на толстой, серой, словно из асфальта вырезанной подошве… И было как-то невозможно: вот, чужая бабка, которую никто не просит быть доброй, вдруг заботится о нём…

Он так и ввалился с этими тапками наперевес в комнату. Надо было затариться едой, зубную щётку там купить, носки с трусами… Но батарейка будто села. Отключился наконец.

Вот реально: сел на незастеленный раскладной диван с тапками в руках – и прямо так и уснул сидя.

И во сне не было ничего.

Про судьбу того урода Макс узнал вечером, из сводки криминальной хроники, которую бабка смотрела по телеку. Звук хорошо шёл через розетку, можно было всё до слова разобрать. «Неустановленное лицо», «несколько ножевых ранений», «смертельный исход», «нападавшие скрылись». Даже «ведётся розыск» не сказали, включили сюжет про ограбление обменника с СКВ – свободно конвертируемой валютой. Так в этом времени назывались доллары, марки, франки, лиры, которые по местному курсу валют росли с каждым днём. Вместе с ценами. В общем, проблем тут и без Макса хватало.

Никому он нафиг не был нужен.

Реально прям никому.

Когда рядом с тобой никого нет, тебя тоже будто нет. Там, где ты оказываешься, никто про тебя не знает и ты никому не нужен. Ни единому человеку. А тебе очень нужен хотя бы единственный человек – чтобы легче было, чтобы прикрывать, чтобы выживать. Чтобы смеяться над окружающим миром, радоваться, когда получается запланированное.

Но планы как-то резко кончились. В одиночку Макс бы не справился ни с кем. Да и не хотел особо.

Встречи с тем Женькиным одноклассником-наркоманом хватило по уши. Как будто Макс в него не нож всадил, а собственную ненависть – к тем, кто нападает… просто потому что сильнее, потому что может это сделать.

Как те, для кого Макс был «чёрным»… Он не знал, кто у него отец, может, и правда кавказец. Да мать сама толком не знала. Но Максу это не мешало, а кому-то другому… Этим… Похожим на того, кто гнобил Женьку.

Макс Женькиного врага