Вместе с тем сотня воинов, покинув седла, без привычки, понукаемая командами декархов, ступила на тропу, ругая северных дикарей, осмелившихся малым числом ступить на земли империи. Освоившись на серпантине, византийцы набрали приличный темп, передвигаясь между поросшими кустарником скалами. Одно неловкое движение – и вниз с шумом катится щебень, заставляя скользить подбитые толстой кожей подошвы, рассчитанные на передвижение в стременном седле. Хотелось прижаться к отполированному ветрами и временем гранитному утесу, не идти дальше по горным карнизам.

– Шевелитесь, сонные тараканы! Проморгали пленника, позволили убивать себя, теперь терпите, – буйствовал Лактрис, передвигаясь в середине колонны. – Не стонать! Декархам обеспечить порядок на дистанции. Темп, те-емп!

– А-а-а-а! – послышался рядом удаляющийся в неглубокую пропасть вопль человека, тупой звук падения и удара о земную твердь: «бфп-пп, бфп-пп». И только шелест каменной крошки под ногой. В самом низу сломанной куклой, больше похожей на груду тряпья, лежало тело еще миг назад живого человека.

– Боже, царица небесная, спаси и сохрани нас, грешников. Не дайте погибнуть в этом гиблом месте! – из строя прозвучали призывные слова, обращенные к небесам.

Тропа змеей петляла по горам, уводила людей в сторону Херсонеса.

Поредевшее, вымотанное горными тропами и погоней, Андрюхино воинство тащилось между скал, минуя обрывы и пропасти. Грязные, давно небритые, голодные бойцы несли на себе раненых товарищей. Для одетых в кольчуги воинов каждая пройденная верста давалась нелегко. Никто не бросил оружие, за спинами виднелись окружности щитов, единственное, что было выброшено, так это колчаны. Зачем их нести, если нет стрел? Полтора десятка стрел остались на весь отряд.

Позади послышался шелест щебня на тропе, а вскоре оглянувшийся сотник увидел бегущего воя, оставленного в замыкании.

– Сотник, вороги неподалеку, прут буром аки кабаны, – отдышавшись, выпалил он. – Ежели не поторопимся, к полудню догонят.

– Выходит, эти сучьи дети, тоже всю ночь без отдыха шагали. Липень, ты своими глазами их видел?

– Издаля, как тебя вижу, батька.

– Ускорили шаг, браты! – подбодрил бойцов Андрей. – Кто жрать хочет, испейте водицы, ничего другого не предложу.

Часа через полтора русичи вышли к неширокой луговине с высокой травой, в зелень которой, где-нигде вкраплялись мелкие белые цветки. Луг плавно клонился книзу на юг, стремясь другой оконечностью вверх на север, туда, где лезли в небо отроги недалеких гор. Тропа пересекала этот небольшой пятачок альпийского луга прямо посередине, удаляясь дальше в покрытые кустами и порослью кавказской сосны скальные выступы. Звонкий ручей, дающий жизнь этому великолепию, журчал неподалеку от строения, сколоченного из неструганых досок, обломков лесин, обложенного понизу валунами, посаженными для крепости на глину. Не строение, а сплошное недоразумение, продуваемое ветрами, брошенное, пришедшее в упадок. Рядом порушенная, рассохшаяся изгородь для скота и открытый очаг.

– Сто-ой! Привал. Лютень, Позвизд, Кудлай, Свирыня, ко мне! – Андрей плюхнулся на пятую точку, облокотился на руку, откинул лицо, подставляя его солнцу и ветру. Подошедшие вои встали перед ним, вместе с ними к Андрею приблизился молодой княжич, с которым за весь пройденный путь Андрюха перемолвился едва ли парой слов. – Садитесь, уважаемые, в ногах правды нет. Слушай сюда. Первое, византийские шакалы идут за нами по пятам, мало того, наш следопыт Липень доложил, что если и дальше таким ходом идти будем, то к полудню они нас догонят. Второе. Позвизд проследи, чтоб все наполнили фляги водой, раненых напоить, коли покормить нечем.

– Понял, батька. Еще одного раненого боги забрали в Ирий.

– Кто? – Блеснул глазами в сторону Позвизда сотник, нервно прошелся пятерней по небритому подбородку.

– Смеян. Как хоронить будем?

– Эх, Позвизд, как нас с тобой похоронят, еще неизвестно. Что предлагаешь?

– Вон, в брошенной халупе на горище сено лежит, внесем Смеяна туда и все подожжем.

– Хорошо, так и сделаешь, когда уходить будем. Кудлай, помнишь, я тебе про мелкую бухту говорил? Ласпи ее называл.

– Помню, сотник, отчего ж не помнить, знаю место сие, греческое поселение там, избенок с десяток будет, рыбной ловлей промышляют. Да и название Ласпи само за себя говорит, по-ихнему это «грязь». Уж не знаю почему, но бают, через бухту с гор грязевые потоки сходят.

– Н-да, на то, что там есть поселок, я не рассчитывал. Песец поселку настал!

– Отчего это?

– Короче, Кудлай, выводишь отряд на эту бухту. Спускаетесь к морю, там вас Рагнар Рыжий ожидает. Нас не ждать. Уплывайте. Рыжему передашь, пусть держит курс на Болгарию, а уж там войско Святославово отыщите. Понял?

– Да, а…

– Свирыня, с сего часу ты у княжича тенью будешь, а понадобится – так и кормильцем, пока на руки князю Мечеслава не передашь. Можешь не есть, не спать, но чтоб передал его, иначе гибель братьев наших пустой окажется. Понял?

– Я давно понял, батько. Позволь с тобой остаться. Може, другой хто за няньку будет? – Полным надежды взглядом Свирыня смотрел на командира. По щекам седого руса протянулись две бороздки влаги. Андрей благодарно кивнул воину.

– Нет, брат. На твои плечи кладем самое дорогое, так донеси же его до места.

Гордо глядевший в лицо сотника мальчишка молчал. На ум пришло чье-то высказывание о том, что в людях порода видна сразу.

– Боил, – молвил княжич, – а теперь послушай, что я скажу.

– Слушаю тебя, Мечеслав.

– Боил, враги преследуют вас из-за меня. Пусть унесут раненых, а мы примем бой здесь. Я бы один остался на тропе с оружием в руках, да понимаю, что скажи я такое божичам, обидитесь ведь. Так?

– Так, княжич, – улыбнулся Андрюха, фалангой большого пальца расправив свои усы. – Все так, да вот только от луговины этой у нас пути расходятся. И это никем не обсуждается.

Андрей строгим взглядом обвел присутствующих.

– Со мной остаются Лютень и еще трое добровольцев. Один из них должен быть из десятка лучников. Лютень, проследи, все стрелы, что остались, чтоб ему отдали. Ты, Позвизд, готовься к уходу.

– Слухаюсь, батька.

Андрюха растянулся на мягкой траве, ловя кайф от того, что тело находится в состоянии покоя. Расслабленные мышцы, казалось, ныли везде. Тихое сопение рядом заставило Андрея оставить предаваться самокопанию в своих болячках. Рядом все так же тихо сидел Мечеслав, ждущий, когда сотник обратит на него внимание.

– Боил, дозволь остаться с тобой. Коли суждено погибнуть, так с оружием в руках, плечом к плечу с тобой.

– Если бы было так просто, первого, кого бы я выбрал среди остающихся, был ты. Но я не могу позволить шакалам захватить даже твое мертвое тело. Знаешь, мой юный друг, такое слово – политика. Так вот ты сейчас попал под понятие разменной монеты в войне с Византией. Живи, Мечеслав, а если мы погибнем, живи за нас за всех. Каждой прожитой минутой жизни доказывая себе, что за тебя не зря положили жизни в горах Крыма едва знакомые тебе люди.