Надя все это время была сама не своя. Неожиданное везение ошеломило ее. Днем она всегда улыбалась, не в силах скрыть свое счастье от Сергея. Хотя чувствовала себя виноватой. Они теперь редко говорили об Эсфири, но память о ней не покидала их. Можно ли быть счастливой, если близкому тебе человеку твое счастье напоминает о горе? Наверняка Сергей ощущал именно это, пока она наслаждалась своей любовью. Но ведь даже если отречься от своей любви, это не сделает его счастливым. Это не вернет Эсфирь. Жизнь щедра на горести, но счастье отмеряет по щепотке. Подобное самопожертвование ничего не изменило бы.

Два дня на даче прошли как в сказке. И погода была под стать — тепло и приятно. Вечерами шелковистый воздух наполнялся пьянящими ароматами. Дневное солнце разливало сияние на ее кофту, торопливо брошенную на кресло у окна, золотило ее плечи, целовало шею. Свежий запах плещущихся волн просачивался в их спальню, ветерок ласкал ее бедра. Лежа в объятиях Алексея, она говорила без умолку, словно хотела выговориться за все пять лет разлуки и выспросить все подробности его жизни без нее.

— Я забрала на почте все твои письма. А когда читала их, мне ужасно хотелось тебя увидеть.

— Почему ты ни разу не ответила?

— Я решила: или все, или ничего. До тех пор пока я не пыталась связаться с тобой, у меня оставалась надежда. Я боялась, что, если заговорю с тобой, пусть даже на бумаге, больше не смогу сопротивляться желанию. А мне было так больно, Алексей… Так больно!

Он накрыл ее рот губами, прошептал:

— Я знаю, любимая. Я знаю.

— Ты бы не послушался родителей и женился бы на мне, если бы я осталась в Петрограде?

Алексей ответил не сразу. Он посмотрел в окно, в серо-голубых глазах его блеснули крапинки.

— Не знаю, Надя. Честное слово, не знаю. Родители так настойчиво сводили меня с Марией, а я так часто бывал в разъездах… Понимаешь, я тогда не был таким самостоятельным, как сейчас, и очень зависел от них.

Он повернулся, привстал на одном локте и посмотрел на Надю.

— Тебе больно это слышать?

Надя на миг задумалась.

— Да. Но я стала реалисткой. Я понимаю. Все мы когда-нибудь становимся жертвами своего окружения.

— Одно я могу сказать наверняка. Я всегда любил тебя. На фронте я ужасно страдал оттого, что ты не писала мне. Слава Богу, я не знал, что ты вышла за другого. Я сошел бы с ума от ревности.

— Ага, значит, кому-то можно, а кому-то нет? — ласково поддразнила она его. — Сам-то женился!

— Я женился после того, как убили родителей, только для того, чтобы выполнить свой долг перед ними. К тому же я полагал, что потерял тебя навсегда. А вот ты… Ты вышла замуж по собственному желанию. Ты любила его?

Надя притянула к себе такую родную голову и потерлась щекой о его лоб. Ресницы пощекотали ее подбородок, и от этого сладостного ощущения мурашки побежали по коже.

Она обдумала его вопрос.

— Да, я любила его, — медленно произнесла Надя. — Но не так, как люблю тебя. Он был искренним и преданным другом. Ему было известно о тебе, и он говорил, что понимает. Знаешь, моя любовь к тебе не покидала меня ни на минуту. Она — часть меня. И так будет вечно.

— Как же ты смогла не отвечать на мои письма? Какую надо силу воли иметь!

— Я хотела написать тебе после того, как папа и Вадим умерли. В конце концов, мы ведь с тобой потеряли родителей в один день. Но потом я подумала, что, раз между нами ничего не поменялось, не стоит теребить старые раны. Это было бы слишком больно.

Алексей удивился.

— Откуда ты знаешь, что наши родители умерли в один день?

Теперь удивилась Надя.

— Разве Сергей не рассказал тебе?

Алексей покачал головой, и Надя поведала ему давнюю печальную историю. Слезы заблестели в его глазах, когда он слушал ее рассказ о том, как Сергей нашел графа и графиню и как были убиты Антон Степанович и Вадим. Рассказала Надя и о Сергее с Эсфирью.

— Ох, Наденька, голубка моя. Как же тебе было нелегко! Пять лет я прожил впустую… Но обещаю: я искуплю всю ту боль, которую причинил тебе.

— Пять лет — немалый срок, Алексей. Но я все думаю о Сергее и Эсфири. Он может так и не найти ее. Брат уехал из Петрограда ради меня и Кати, и я чувствую ответственность. Если бы мы остались, кто знает, может быть, он разыскал бы жену.

— Сожалеть о прошлом — гиблое дело. Если бы Сергей не уехал, его самого могли посадить в тюрьму. Увезя тебя из Петрограда, он, скорее всего, избежал еще худшей участи, а возможно, и смерти.

— Спасибо, Алеша, что успокоил меня.

Он потянул ее к себе.

— Давай выйдем. На берегу сейчас чудесно.

Воздух был полон тихих нежных звуков: мерный шелест волн, шуршание травы, вечная песня ветра. Они сели рядом на песок, отдавшись летней расслабленности, и стали смотреть на облака — изменчивые белые массы, медленно проплывающие по небу. Это был уединенный уголок, защищенный от оживленной бухты каменистым мысом.

Первой молчание нарушила Надя.

— Мне скоро нужно уходить. Хочу быть дома, когда Сережа вернется с работы.

Алексей обвил рукой ее талию и увлек обратно в дом.

— Еще рано, дорогая, — прошептал он ей на ухо, пощекотав его губами. — Еще рано!

Их накрыли густые тени. Запах жасмина, бархат его ладоней, шелковистое прикосновение мягкой кожи — она снова потеряла себя в этой мягкости. Их любовь ни с чем не сравнится. Да, она любила Вадима, но не так. Она не находила слов, чтобы описать это чувство даже самой себе. Ее сердце купалось в этом счастье. Определенно, такое бывает только раз в жизни! А с некоторыми, она в этом не сомневалась, подобное вовсе не происходит. Она думала: «Теперь мы едины не только телом, но и разумом, душой». У них всегда так было: сердца их не существовали врозь. Их единение было полным, совершенным. Их мысли и чувства слились, и соединение тел было лишь финальным аккордом.

— Ты спишь, Наденька? — прошептал он, нежно водя пальцем по солнечным бликам на ее обнаженном плече. Она качнула головой и улыбнулась, потягиваясь, чтобы любовный жар распространился повсюду, добравшись до самых дальних уголков ее тела. Он подпер голову рукой и посмотрел на нее. — Я хочу, чтобы у нас был ребенок. Катя твоя, и я буду любить ее, но мне хочется общего ребенка. Ты понимаешь меня?

Надя кивнула. Разумеется, она понимала. Она тоже хотела иметь от него ребенка. Могло ли быть иначе? «О, Алеша, как же я люблю тебя!» Она прижалась к нему.

Не произнеся ни слова, он обнял ее. А потом прошептал:

— Надя, мне так не терпится назвать тебя своей! Если бы только не нужно было дожидаться этих бумаг из Читы!

— Мы должны их дождаться. А пока мы ведь все равно вместе. На этот раз ничто не разлучит нас!