Она не хотела повышать голос, но последние слова прозвучали так значительно, что Надя сама оторопела. Легкая дрожь прошла по ее телу. Алексей посмотрел на нее.

— Ничто, моя голубка. Я обещаю.

В 1920 году, 23 октября, до Владивостока дошла весть, что за день до этого большевики захватили Читу и атаман Семенов отступил в Маньчжурию. Сергей, рассказав об этом дома, сообщил, что не хочет более дожидаться появления большевиков во Владивостоке, мол, это станет концом Дальневосточной республики, или ДВР, как ее называли.

— Но Ленин обещал оставить эти земли ДВР! Здесь же нет белого правительства, как в Чите! — воскликнула Надя, потрясенная этим известием. — Тут ведь совсем другая жизнь.

— Это было до того, как большевики заняли Читу. Тогда они не хотели распыляться и потому согласились не трогать ДВР. Но теперь они набираются сил, и, поскольку им перестало мешать читинское правительство, они захватят ДВР н выгонят из страны японскую армию. Это вопрос времени. Надя, я не хочу бежать из Владивостока в последнюю минуту, как когда-то из Петрограда. Я хочу спокойно уехать, пока в Маньчжурию еще ходят поезда.

Надя сидела за столом, сложив руки на коленях. Она подмяла глаза и спокойно посмотрела на брата.

— Сережа, я не могу уехать сейчас. Сначала мы с Алексеем должны пожениться. — Она замолчала и проглотила подступивший к горлу комок. — Я ношу его ребенка.

Сергей смотрел на нее не шевелясь. Не выдержав его взгляда, Надя покраснела и опустила глаза. Окно, выходящее на оживленную Комаровскую улицу, затуманилось от холода снаружи. На нем висели кружевные занавески. «Пора их постирать», — подумала Надя некстати. Сергей встал и прошелся по комнате.

— Тем более нужно ехать сейчас, Надя. В Чите нынче беспорядки. Кто знает, когда Алексей получит свои бумаги? Нельзя ждать того момента, когда ты так потяжелеешь, что не сможешь ехать. Кто знает, что тогда будет твориться здесь?

Надя подошла к окну и задернула занавески, потом взбила вышитую подушку на диване, осмотрела свою работу и взбила еще раз.

— Я должна сходить к Алексею, поговорить с ним. Он может присоединиться к нам в Маньчжурии позже, когда получит бумаги.

Надя торопливо шла сквозь осенние сумерки. Снега еще не было, но октябрьская прохлада и влажный ветер прогнали с улиц праздных зевак. Прохожие с поднятыми воротниками пальто, грея руки в карманах, бежали по пыльной мостовой, спеша укрыться в домах.

Надя была раздражена. И почему большевикам понадобилось взять Читу именно тогда, когда она собиралась поделиться своей чудесной новостью с Алексеем? Надя уже какое-то время подозревала, что беременна. Можно было рассказать ему и раньше, но она хотела сперва убедиться. Теперь их радость будет омрачена ее отъездом в Маньчжурию — очередной разлукой. Алексею же новости, связанные с красными, причинили еще большее расстройство: погибли его последние надежды на то, что монархисты искоренят большевиков и он снова сможет надеть белогвардейскую форму.

Когда она дошла до его дома и поднялась по двум лестничным пролетам, Алексей сгреб ее в охапку прямо в дверях, не дав ей даже слова сказать. Он так прижал ее к себе, что она почувствовала, как радостно бьется его сердце.

Она не думала, что политические новости взволновали бы его в той же степени. Надя считала, что со временем он стал более трезво относиться к жизни. Как она радовалась, что может рассказать ему свою новость, заставить его на время забыть о многострадальной стране! Отклонившись назад, она улыбнулась.

— Дорогой, у меня для тебя чудесная новость. Помнишь, о чем мы мечтали? Мечта сбылась. У нас будет ребенок. Наш ребенок!

Она ожидала, что он задушит ее в объятиях, станет целовать безумно, подхватит и понесет в спальню. Но вместо этого он закрыл глаза и глубоко вздохнул. Надя внимательнее присмотрелась к нему и увидела, что лицо у него пепельно-серое, а под глазами пролегли тени.

— Господи, что случилось? Что с тобой, Алексей? Говори! Говори же!

От его молчания Надю пробрало холодом. Он нагнулся и взял со столика у дивана небольшой конверт.

— Надя, любимая, это пришло сегодня утром. Мария жива! Она долго болела после родов, и мне почему-то сообщили, что она умерла. Это письмо от нее, из Читы. Она едет во Владивосток.

Жива. Графиня Мария жива. Надя попятилась от белого квадратика бумаги, который он протянул ей. Она не могла это прочесть. Послание жены мужу. О боже, неужели снова?! Опять это ужасное ощущение ускользающего счастья… Не может быть, чтобы такое произошло с ней во второй раз! Сейчас, когда она ждет ребенка! Надя крепко стиснула кулаки и прижала их к груди.

— Что же делать, Алеша? Что делать?

Алексей взял ее за руки.

— Наденька, я не спал всю ночь. Прочитав письмо Марии, и не мог поверить, что снова потеряю тебя. Я решил, что расскажу ей правду о тебе и обо мне и попрошу развода. Но потом я увидел другой конверт с печатью Читы. Это было письмо от ее врача. Он пишет, что у Марии туберкулез и что природная сопротивляемость ее организма очень сильно ослабла после родов. Еще он говорит, что отпустил ее из больницы только потому, что в городе появились большевики и она сказала ему, что здесь, со мной будет в большей безопасности.

Руки Нади превратились в лед. Что-то у нее внутри оборвалось, оставив холодную боль и зияющую пустоту. Она слушала и понимала его слова, осознавая также, что в эту минуту кончается ее жизнь. Но она не намерена сдаваться.

— А как же наш малыш? Кто для тебя важнее — больная жена или наш будущий ребенок?

Алексей отвернулся и надолго замолчал. Когда он снова посмотрел на нее, в его глазах стояли слезы.

— У Марии, кроме меня, никого нет. Я не могу бросить ее сейчас, когда она так болеет. Если она умрет, сможем ли мы с этим жить?

Надя освободила руки и отступила.

— А я? Я ношу твоего ребенка, ты забыл?

— Ты сильная.

— Понятно. В этом мире защищают только слабых, и потому они побеждают. Невыгодно быть сильным, верно? — грубо бросила она.

— Не нужно, Надя! Прошу тебя, не злись.

— Как ты смеешь говорить мне такое? — вскричала она, дрожа от гнева. — Я ненавижу эту женщину! Она получила тебя после того, как ты полюбил меня. А ты! Я ношу твоего ребенка, а ты готов опозорить нас, потому что тебе не хватает смелости просить о разводе!

— Не в смелости дело, поверь, Надя! Я не могу погубить ее жизнь! Я должен о ней заботиться, это моя обязанность.

— А о ребенке? О ребенке ты не должен заботиться?! — вскричала Надя. — Что с твоим понятием о чести?!

Алексей ответил не сразу, а когда ответил, голос его будто надломился.

— Возможно, будет лучше, если ребенок не родится.

Изумление и злость охватили ее. Надя ринулась к нему, размахнулась и ударила по щеке, вложив в этот удар всю свою боль. Потом выбежала из комнаты, слетела вниз по лестнице и понеслась по улицам. Она бежала без остановки, пока не оказалась на уединенном пляже возле дачи, где они провели те изумительные дни два месяца назад.