Госпиталь, учебные классы, тренировочные залы и молельные комнаты — все не то. Встреченные нами люди уже с удивлением поглядывали на Ульгарда, явно не понимая, что он делает здесь вместо того, чтобы отражать штурм на своем посту, но вопросов не задал ни один. Дисциплина, что тут сказать. А вот и церковь первого круга стен. Здесь полным ходом шло богослужение: несколько десятков клириков во главе с настоятелем, замерев перед алтарем, тянули молитвы, призывая Паладиуса помочь защитникам стен, укрепить их дух и ниспослать победу в бою.

На вбежавшего молодого воина первоначально не обратили внимания, хотя, не прерывая молитвы, пару клириков на него и покосились. Но когда Ульгард нерешительно шагнул внутрь, к нему тут же подбежал служка и попытался вытолкать назад. Ну, уж нет! Я чувствовал страх юноши: ему в сто раз легче было бы умереть на стене, чем сделать то, чего я от него хотел. Внутренний страх, робость, сомнения в правильности собственных поступков сковывали его крепче иных цепей. А что, если никого голоса нет? Может, ему все померещилось, и он, нарушив все приказы, оставил свой боевой пост? А то и вовсе оказался одержим и сбит с пути Неназываемым?!

«Ну вот, сейчас все и узнаешь! Действуй, а я тебя не оставлю», — мой голос вернул ему былую решимость, и, отодвинув в сторону старичка, Ульгард бодрым шагом промаршировал к настоятелю. И, не дожидаясь окончания молитвы, громко к нему обратился:

— Отче, у меня в голове сидит голос, и он говорит, что ниспослан самим Паладиусом для спасения Чаши и нашего мира. Он потребовал от меня отвести его к вам.

Настоятель, тянувший молитву, на миг запнулся, но все-таки ее закончил, и лишь потом повернулся к Ульгарду. Я удивленно охнул: глаза у него полыхали ярким сиянием божественной силы. Мощное тело, волевое лицо, покрытое шрамами, руки профессионального бойца… Настоящий паладин, даже панцирь виден под сутаной, наброшенной сверху на доспехи.

Настоятель несколько мгновений внимательно смотрел на Ульгарда, прежде чем заговорить:.

— Повтори то, что ты сейчас сказал.

— Посланник Паладиуса в моей голове, и ему нужно к священной Чаше.

Настоятель десять очень долгих секунд молчал, а потом решительно шагнул вперед, положив руку на голову Ульгарда.

— Кто ты? Назови свое имя и зачем ты послан сюда!

Я почувствовал давление неумолимой силы — словно попал под пресс. Чужая воля давила, хотелось спрятаться в дальние уголки чужого сознания, но делать этого было никак нельзя.

— Мое имя Рэнион, и я посланник бога, выбранный им для спасения Чаши и этого мира, — уточнять, каким именно богом я был послан в этот мир, явно не стоило.

* * *

От планеты, медленно кружащейся перед богами, отделилось крохотное сияющее облако. Оно подлетело к одному из богов и исчезло в его руке. А в пустоте раздался голос мольбы настоятеля:

— Господи, дай мне знак, от тебя ли сей посланник, или он ниспослан твоим врагом.

Смеющийся Господин, на время отвлекшись от созерцания мира, негромко произнес:

— Выбор за тобой, Паладиус. Правилами не запрещено ответить на молитву: это не является прямым вмешательством в Суд.

* * *

Я бежал, с трудом пытаясь удержаться за спиной прущего как мечерог настоятеля…

После короткого разговора, больше похожего на допрос, отец-настоятель, не зная, что делать, замер в раздумьях. Мне показалось, они начали принимать неприятный для меня оборот, когда неожиданно вмешался Ульгард:

— Отче, если у Вас есть сомнения, то пусть Небесный Владыка развеет их.

Настоятель сначала недоуменно взглянул на юношу, а после решительно шагнул к алтарю.

Когда в ответ на короткую молитву, над алтарем ярко вспыхнул символ Паладиуса, я облегченно выдохнул. Честно говоря, я до последнего не знал, чего ждать от обращения жреца к богу этого мира — но бессмысленно подыхать на стене во второй раз было бы однозначно исключительной глупостью.

Зато после знака свыше события просто понеслись вскачь. Сначала все ошарашено пялились на появившийся светящийся восьмилучевой крест в полукруге щита, а потом принялись дружно и неистово молиться. После приступа веры настоятель часовни буквально за шкирку потащил Ульгарда к выходу из церкви, а затем понесся вперед со скоростью хорошей скаковой лошади, сбивая и расталкивая всех встречных на пути.

Я едва поспевал за ним и чуть не отстал, когда, наконец, мы подбежали к подъемнику, который охранял небольшой отряд воинов, расступившийся перед нами. Настоятель вытащил из сутаны массивный ключ и начал долго возиться с замком, явно заржавевшим от редкого использования. Но вот дверь поддалась, и мы оказались в лифтовой шахте, а клеть со скрипом начала поднимать нас куда-то вверх.

Спустя минуту мы оказались наверху башни на небольшой открытой площадке, где стоял крохотный двухместный вагончик, прикрепленный к натянутым в воздухе канатам. Указав на него, отец Мальрик повернулся ко мне:

— Он отвезет тебя за пятую стену в центральный донжон. Там ты расскажешь все то, что рассказал мне.

— А Вы?

— А я вернусь к своему служению. Сейчас я нужен тем, кто сажается и умирает на стене.

На это я отрицательно качнул головой:

— Так не пойдет! Вы должны ехать со мной. Без Вас мне никто не поверит, и придется снова доказывать правоту моих слов. Вы же воин и знаете, как важно не упустить время. И порой один миг меняет победу на поражение. На стене здесь и сейчас идет не самый главный бой. Даже потеряв первую стену, врага встретит вторая, а за ней и все остальные. Хоть и без Вашей поддержки, воины сумеют достойно встретить бесформенных, главный же удар будет нанесен не снаружи, а изнутри. Весь этот штурм нужен лишь, чтобы отвлечь наше внимание.

Отец Мальрик колебался лишь секунду. Ему, человеку долга, казалось предательством оставить в середине боя тех, с кем он столь долго служил. Но есть долг превыше его собственных желаний, важнее жизней всех охранявших Цитадель.

— Садись! — явно проглотив подсердечное ругательство, недовольно буркнул священник. Первым залез в кабинку, дождался меня, после чего дернул за короткий рычажок, и кабинка вагончика неторопливо поползла вперед.

— С чего ты взял, что удар будет нанесен изнутри? — отец Мальрик не выдержал, и начал меня мучить вопросами, мешая думать, и чтобы он не мешал, пришлось дать универсальный для него ответ:

— Об этом хотел предупредить Паладиус.

Я собрался с мыслями. Логика проста: после падения второй Цитадели последнюю укрепили, так что за четыре века враг не смог пробиться даже за вторую стену. Самая успешная попытка была восемьдесят лет назад, когда атаковали высшие бесформенные при поддержке Дракона мглы и Рыцарей проклятой чаши. Да и то, всё, что они смогли сделать, это пробиться к третьей стене, потеряв шесть из восьми рыцарей, а Маракот — Великий дракон мглы — еще лет двести будет восстанавливаться от полученных ран.