Весть об этом убийстве немедленно долетела до Московской ЧК и Кремля. Ленин лично приказал Феликсу Дзержинскому (который прочно взял в свои руки контроль над ЧК после восстания левых эсеров в начале июля, но формально как бы наполовину отошел от дел) немедленно ехать в Петроград, чтобы провести расследование.

Отправив своего высокопоставленного соратника заниматься этим делом, Ленин приступил к выполнению программы дня. Вечером он выступил с речью на массовом митинге рабочих на оружейном заводе Михельсона в Москве. Темой выступления был яд контрреволюции и то, как от него следует очиститься. «У нас один выход, – заявил он, – победа или смерть!»

Около восьми часов вечера Ленин вышел из здания, преодолевая густую толпу народа, собравшуюся в коридоре и у дороги. Как раз когда он оказался на улице, к нему подошла женщина и начала бранить его за несправедливую конфискацию правительством муки у людей. Ленин отверг это обвинение – и еще не успел закончить фразу, как другая женщина в толпе вытащила револьвер, прицелилась в вождя и выстрелила три раза. Первая пуля попала Ленину в плечо, вторая – в шею, а третья прошла мимо него и ранила женщину, стоявшую рядом. Шофер Ленина, который готовил машину к отъезду, протолкался через бегущую, кричащую толпу на звуки выстрелов и увидел вождя, лежащего лицом вниз на земле[322].

Аресты начались незамедлительно. Шестнадцать человек были схвачены на месте преступления и увезены в штаб-квартиру ЧК на Лубянке. Ленина перенесли в машину и отвезли в Кремль. Он был жив, но едва-едва.

Феликс Дзержинский узнал эту шокирующую новость, когда был на пути в Петроград, чтобы начать расследование убийства Урицкого. Он немедленно вернулся в Москву. Во время его отсутствия расследование начал его заместитель Яков Петерс, который занялся допросом подозреваемых. Ранним утром следующего дня Петерс вытянул признание у наиболее вероятной из них – молодой украинской еврейки Фани Каплан. «Это я стреляла в Ленина», – заявила она и признала, что планировала покушение не один месяц. Но помимо этого она не сказала ничего ни о своих мотивах, ни о политической принадлежности, ни о соучастниках[323].

Большевики были потрясены и разгневаны этими двумя покушениями, произошедшими с интервалом в несколько часов, которые походили на первые падающие камни горного обвала. Было ясно, что необходимо срочно и безжалостно полностью искоренить силы контрреволюции. До нынешнего момента ЧК беспощадно уничтожала врагов государства, но теперь началось новое движение – мгновенно, практически пока еще не стихло эхо от выстрелов. Это было движение, основанное на страхе, постоянной подозрительности и бесчеловечном упрощенном судопроизводстве. Они назвали его красным террором.

«Безо всякой жалости мы будем убивать наших врагов десятками сотен, – заявлялось в популярной «Красной газете». – Пусть их будут тысячи, пусть они захлебнутся в своей собственной крови. За кровь Ленина и Урицкого пусть текут реки крови буржуазии – много крови, как можно больше»[324].

В последние дни августа, пока тело Урицкого лежало в морге, а жизнь Ленина висела на тончайшем волоске, англичане в Петрограде и Москве размышляли о том, что с ними будет. Неизбежно в этих покушениях обвиняли всевозможные контрреволюционные движения – анархистов, эсеров, Белую гвардию, но повторяющейся темой, их объединяющей, были англо-французские империалисты. Они наверняка приложили к этому руку, и пришло время отсечь кисть от самой руки, которая управляла ею.

Суббота 31 августа 1918 г., Петроград

Инцидент, произошедший в тот день, в Великобритании назвали убийством. Люди, которые находились на месте происшествия, были не так уверены в том, что случилось, но английские пресса и политики в своем праведном негодовании против всего большевистского назвали его жестоким, хладнокровным убийством прекрасного и доблестного человека.

Как бы его ни называли, инцидент был трагическим и произвел на Муру неизгладимое впечатление. Ее не было на месте событий, но, когда она увидела его спустя несколько недель и нашла пятна крови на полу в опустевшем доме, зрелище пронзило ее и так уже истерзанное сердце. Мужчины в ее жизни – трое самых дорогих из них – были жестоко оторваны от нее один за другим силами, которые она с трудом пыталась понять. Запутанная цепь событий уходила далеко назад в прошлое, но финальный акт трагедии разыгрался в тот последний августовский день в далеком Петрограде[325].

Это был странный день с самого начала. Лето становилось прохладным и влажным, и атмосфера ненависти и страха, которая возникла после покушений на Урицкого и Ленина, охватила всех. Большевистская пресса была полна яростных требований империалистической крови.

Англичане, которые работали в старом посольстве в Петрограде, остро ощущали эту атмосферу. Те, которые были наиболее внимательны, такие как Френсис Кроуми, видимо, чувствовали, что удар вот-вот обрушится. Чего не знал капитан Кроуми, так это того, что все уже случилось. Его смутно тревожил тот факт, что его бесценная правая рука – Джордж Лепаж не вышел в то утро на работу. Что-то назревало. Возможно, это было связано с покушениями на Урицкого и Ленина; но ввиду почти полного беззакония, царившего на улицах, не было ничего необычного и в том, что иностранцев могли убить грабители, а их тела сбросить в Неву. Кроуми также знал, что Сидней Рейли вернулся в Петроград, полный заговорщицких планов и довольный успехами, которых добился с латышами в Москве. Все это лишало присутствия духа. Когда Кроуми стоял в кабинете Лепажа, что-то подтолкнуло его открыть выдвижной ящик и вынуть из него револьвер, который там хранился. По какой-то необъяснимой причине он оставил свой собственный пистолет дома, несмотря на то что его жизнь уже не однажды находилась под угрозой во время арестов и антибольшевистских репрессий в начале того месяца[326]. Он положил пистолет Лепажа в карман брюк и задвинул ящик.