Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Если бы Локарту пришло в голову, что теми маленькими клочками бумаги с его подписью он потенциально вкладывает смертельное оружие в руки своих врагов, это бы его не остановило.
Рейли предложил дополнительный план: подкупить латышские полки в Москве и Кремле, устроить государственный переворот и арестовать Ленина и Троцкого. Локарт и Гренар наотрез отказались иметь дело с таким опасным планом. Во всяком случае, так позже утверждал Локарт. Он также говорил, что это был последний раз, когда он видел Сиднея Рейли, и его участие в латышском заговоре, которое заключалось в придании ему поступательного движения, чтобы потом передать для управления Рейли, на этом и закончилось[317]. Фактически Рейли вернулся в подполье, введя в заговор своего коллегу – агента SIS Джорджа Хилла, скрывавшегося в Москве. Они начали создавать сеть для сбора разведывательной информации в Москве и ее окрестностях и строить планы использования латышей с целью осуществления обезглавливающего государственного переворота, который Локарт якобы запретил. Локарт полностью сохранял контакты с Рейли и Хиллом и их агентами и имел надежные шифры SIS, чтобы они могли связываться с ним[318].
Локарт вступил в чрезвычайно опасную игру. Его роль в заговоре с целью подрыва верности латышских стрелков большевистскому режиму позднее – с точки зрения истории – станет почти незаметной. Но в тот момент у него не было такой роскоши, как тайное убежище, которым обладали и Рейли, и Хилл. Он был полностью на виду и надеялся лишь на то, что остатки дипломатического статуса уберегут его. Но если большевики раскроют, в чем он участвует, этот статус не даст ему никакой защиты.
Пока все это происходило, Мура оставалась на заднем плане. Пелена секретности, которой были окутаны все участники событий, полностью скрывала ее. Если она и присутствовала в квартире, в которой Локарт встречался с Рейли, Берзиным и Смидкеном, никто никогда не писал об этом. Также никогда нигде не отмечалось, учуял ли ее чувствительный к интригам нос, что происходит вокруг. Еще меньше было указаний на то, была ли она все еще связана с ЧК и если да, то была ли передана какая-либо информация из квартиры, находящейся в доме номер 19 по Хлебному переулку, в мрачные кабинеты Большой Лубянки, 11 из ее прелестных ручек.
Она и Локарт продолжали жить частной жизнью, полной любви, в промежутках между политическими беспорядками. Случались дни, когда можно было расслабиться в садах обезлюдевшего британского консульства, где англичане, французы и американцы играли в футбол.
И по-прежнему была ночная жизнь. Однажды вечером, пытаясь воскресить память о дне рождения Гая Тэмплина, Локарт и Мура вместе с Хиксом поехали в Петровский парк, где находились ночные рестораны. К сожалению, «Стрельна» была закрыта. Они нашли хозяйку – старого и доброго друга Локарта Марию Николаевну, которая жила на даче поблизости. «Она горько плакала из-за нас», – вспоминал потом Локарт, и, спев несколько их любимых цыганских романсов слабым печальным голосом, попросила их остаться с ней: «Она видела трагедию, которая ждала нас впереди». Локарт был расстроен ее словами и ее настроем, и его преследовали воспоминания об их расставании «под хвоей Петровского парка, когда полная луна отбрасывала призрачные тени вокруг нас. Мы больше никогда ее не видели»[319].
Пока Локарт и Мура предавались страсти и предвкушали совместную жизнь с их будущим ребенком, пока он и его коллеги строили заговоры, они находились под пристальным наблюдением.
После встречи заговорщиков на квартире Локарта латышские офицеры Смидкен и полковник Берзин пошли через центр Москвы к печально известному зданию на улице Большая Лубянка, где Берзин по всей форме отчитался перед заместителем начальника ЧК и соотечественником Яковом Петерсом. Правда состояла в том, что полковник Берзин не был недовольным латышским офицером, он был честным и порядочным человеком, всецело верным правительству большевиков. По приказу ЧК он пошел со Смидкеном на встречу с Локартом.
И сам Смидкен был не потенциальным бунтовщиком, а сотрудником ЧК, настоящее имя которого было Ян Буй-кис. И он, и его сообщник, с которым он в первый раз пришел к Локарту, – человек, назвавшийся фамилией Бредис, настоящее имя которого было Ян Спрогис, – с самого начала получили инструкции Петерса и его начальника – Феликса Дзержинского.
Все трое латышей были именно теми, кем они могли оказаться, как опасался Локарт, – агентами-провокаторами. Их задание отрабатывалось месяцами. Смидкену и Бредису было поручено войти в контакт с сотрудниками британской миссии в Петрограде, и через два месяца тщательной подготовки им удалось попасть «в разработку» капитана Кроуми, которому они предложили идею подкупа латышских полков. Это произвело впечатление на Кроуми, и он поверил в них. Претворяя план в действие, отправил их к Локарту. Приехав в Москву, они вышли на связь со своим руководством в ЧК и продолжали поддерживать ее на протяжении всего заговора. Когда Локарт попросил найти старшего офицера, в ЧК выбрали полковника Берзина из кремлевской охраны и поручили ему войти в заговор Локарта[320].
Этот обман не спешил приносить плоды, но когда лето 1918 г. стало катиться к сезону урожая, он тоже принес немалый урожай в виде английских, французских и американских дипломатов и агентов. Чего в ЧК надеялись достичь с помощью своей ловушки и что они сделали бы с плодами этого урожая, никогда не было раскрыто, потому что весь план рухнул, точно от двух ударов молний при ясном небе.
Утром в пятницу 30 августа начальник Петроградской ЧК Моисей Урицкий, человек с репутацией сторонника карательной юстиции, был убит по дороге на работу. Убийцей был Леонид Каннегиссер – молодой военный курсант с репутацией поэта и интеллектуала. О политических убеждениях Каннегиссера было известно только то, что он ярый сторонник Керенского[321].