в дом вели уже из неё. Поэтому собака не имела ко мне доступа, однако тявкать не прекратила. Я выглянул в окно, чтобы рассмотреть мохнатого охранника и снова ухмыльнулся. Старая псина, под стать своей хозяйке, дворняга небольших размеров, коричневая, лохматая. Сама орёт, а хвостом виляет, чует, что от меня угрозы нет, иначе вела бы себя совершенно иначе.

В доме действительно оказалось прибрано, было тепло и пахло едой, а не привычной уже сыростью. Убранство, конечно, старенькое, но всё ещё выполняет свою функцию. В большой комнате круглый стол, застелен скатертью, поверх которой вазочка с вареньем, керамический чайник с заваркой и что-то накрытое полотенцем. Подняв кончик, я убедился, что это пирог и, подхватив блюдо, поспешил обратно, к своим. Пришлось приложить немало усилий, чтобы не слопать его прямо на ходу.

— Ну прямо баба Яга какая-то, — уже в который раз ухмыльнулся я, обернувшись на выходе к дому. — Не ори ты, не вор я, — бросил я на прощание собаке и поспешил к своим.

Дома меня ждала не менее странная картина. Баба Валя стояла в дверях, уперев руки в бока, и раздавала команды Светлане, которая мела пол.

— Вон там из-за дивана ещё подбери, — ткнула она пальцем и обернулась ко мне. — Ну, нашёл, не заблудился?

— Ага, — согласно кивнул я.

— Давай-ка на терраске поставь, нечего пыль на еду собирать, а в грязи есть противно, мы же не свиньи какие.

— А Макс где?

— За водой пошёл, — вместо бабушки ответила Света. — Там колодец на дворе.

— Вы чего, ещё полы мыть вздумали? — пошутил я, но даже не догадывался, что попал в точку.

— Конечно, — кивнула старуха.

— Да нафига? Мы всё равно завтра утром уедем!

— Ну хотите, ко мне пойдём, если лентяи такие. Неужто нравится в грязи спать?

— Ой, всё, делайте что хотите, — отмахнулся я. — Пойду пока деревню осмотрю.

— Нет здесь больше никого, — поняла, баба Валя, о чём именно я говорю. — Лучше вон со шкафа коробку сними, там у Нинки покрывала чистые всегда лежат. На диван с креслами накинь, чтоб сидеть приятней. Да старые-то сними, дурень.

— Да понял я, — отмахнулся я от бабки-командирши.

В этот момент мимо неё прошмыгнул Макс, с двумя эмалированными вёдрами, наполненными водой. Он поставил их посреди комнаты, и бабка тут же поковыляла к ним, с тряпкой в руках.

— Всё, идите покурите, нечего тут топтать, чайник закипит, позовём, — небольшой, походный экземпляр уже потрескивал на огне от спиртовой таблетки.

Я пожал плечами и вышел, прихватив с собой парня. Уселся на ступени, прикурил и, продолжая криво ухмыляться, уставился поверх забора, на дом напротив. Макс уселся рядом и откинулся на локти, поглядывая на небо, которое уже потихоньку начало наливаться алым цветом.

— Ну и что думаешь? — спросил я пацана.

— Даже не знаю, — честно признался он. — На злую она не похожа, но странно всё это.

— Вот и я так считаю, — согласился с ним я. — Не просто странно, это полный пиздец. Как она здесь выживает вообще? И что значит: «Я за свою жизнь на них насмотрелась?» Да ей лет сто уже, а я что-то до недавнего времени ничего об уродах не слышал.

— Слышал, мы все слышали, просто считали их сказкой.

— Думаешь, они существуют давно?

— Вполне возможно, — пожал плечами тот. — Откуда-то они всё же взялись и почти такие, как в кино показывали. Бессмертные, кровь пьют, боятся солнца и серебра.

— Ага, вот только чеснок, распятие и вода святая, им похеру, да и осиновый кол в сердце, тоже вряд ли сработает. Кстати, по поводу бессмертия, это ещё тоже не факт, опять же, убить их всё-таки можно, значит не подходит.

— Ну, я образно, — покрутил пальцами в воздухе парень.

— Один хрен, необычно всё это и крайне странно.

— Ну, сейчас расскажет, наверное.

— Надеюсь, — выпустил я густой клуб дыма, поплевал на окурок и бросил его под крыльцо. — Тьфу ты, ёпт… Бестия!

От звонкого «тявк», я подпрыгнул на ступени. За штакетником внезапно появилась бабкина псина, видимо, по следу пришла. А уж чего-чего, лазеек у неё там наверняка целая куча. Ну хорошо хоть не орёт сейчас на всю деревню, однако смотрит с подозрением, хвостом неуверенно машет, словно бы думает: нормальные мы или всё же заслуживаем праведного гнева?

— Ух ты, собака! — оживился парнишка и спустившись с крыльца, подошёл к калитке.

Псина тут же отпрыгнула и даже зарычала, но затем Макс присел на корточки, протянул руку к щели и тихонько посвистел. Собака снова посмотрела на него с недоверием, но всё же неспеша подошла и с небольшого расстояния понюхала пальцы. После чего несколько раз взмахнула хвостом.

— Опять выбралась! — раздался голос хозяйки за моей спиной, и зверь тут же заработал хвостом, словно пропеллером. — А ну, иди домой!

— Тяв, тяв! — весело, с повизгивающими нотками ответила та, но даже не подумала убегать.

— Вот проныра, — отмахнулась от неё баба Валя. — Пойдём в дом, чайник вскипел.

* * *

— Вот так и живу, — закончила бабка свой рассказ.

— И что, так никто и не поверил?

— Ну а ты сам как думаешь? Просто так я по больницам столько лет промоталась? Годкам к шестнадцати поняла, что правды уже не добьюсь, да перестала все эти истории рассказывать. А о тех днях, только вот разве что номер на запястье напоминает.

— Но как, почему они так долго скрывались? И главное — с чего вдруг решили истребить всех нас?

— Этого мне неведомо, милай. Всё, что знала, рассказала, а что, да почему, это не ко мне вопросы.

— Так что же ты об этом после всего случившегося не рассказала? Может быть, у тебя в крови лекарство какое находится? И почему они тебя вообще просто не убили?

— Не видят они меня, вот прям в упор смотрят и мимо проходят. Сколько раз уже в деревню забредали, я прям с вёдрами перед носом ихним стою, а они не видят. А что до рассказов, ты сам-то вокруг посмотри, я вот только с Жучкой, разве что, поговорить могу.

— Не верится что-то в такое.

— Да это дело твоё, — пожала плечами старуха.

— Возможно, это покажется странным, но тебя, баб Валь, нужно в поликлинику, на опыты. Это же может стать решающим моментом в войне!

— Никуда я не поеду, — замотала головой та. — Да и не довезёте вы меня. Со дня на день помру уже, совсем плохая стала в последнее время.

— Ага, видел я какая ты плохая, весь дом вон в свежей краске стоит.

— Дак если я совсем сяду, тут же скрючит, и так