Само собой разумеется, что закон вполне справедливо становится на защиту ребёнка. Границы для возраста, подлежащего защите суда, колеблются между 10 и 18-ю годами.

Таким предельным возрастом, например, в некоторых американских штатах служит 10 лет, в Финляндии же – 17 лет. Но законодательство защиты детей должно принять во внимание два момента. Во первых телесную неразвитость ребёнка, во-вторых – нравственную слабость его. Первая должна у каждого нормального, здорового человека вызвать отвращение к злоупотреблению этой неразвитостью. Более интеллигентный человек должен принять во внимание и второй момент, – он должен щадить нравственную чистоту ребёнка, должен беречь от испорченности это едва вступившее в жизнь существо, чтобы оно в зрелых годах было в состоянии стоять на страже моральных интересов общества. Вот почему каждый здравомыслящий человек должен оправдывать законодательную защиту детей.

Впрочем, не надо упускать из виду и следующего соображения. Мне кажется, когда преступления против детской нравственности доходят до суда, может случится, что расследование и разбор таких преступлений больше вредят нравственности детей, чем сами преступления. Когда взрослый мужчина на одно мгновение прикоснулся к колену 10-летней девочки, то дитя от этого вовсе не пострадает, или во всяком случай гораздо меньше, чем от того громадного количества мучительных допросов, которым ребёнок подвергается со стороны родных, потом полиции, судебного следователя, затем в зале заседаний со стороны председателя, присяжных, прокурора, защитников, а может быть и экспертов. И если такого ребёнка подробно расспрашивают, не пошел ли искуситель дальше колен, не трогал ли он половых органов и т. д., то не скрыта ли в подобных вопросах величайшая опасность для детской нравственности. Надо принять во внимание также и то, что ребёнку часто приходится присутствовать в зале заседаний во все время процесса. Несколько лет тому назад я участвовал в качестве эксперта в одном половом процессе в Гамбурге. Тогда и председатель, и прокурор, и защита относились к допросам ребёнка-свидетеля с большой деликатностью и отсылали всех присутствовавших в зале детей, когда они не были нужны, или когда допрашивались другие дети. Но я также присутствовал и на таких судебных заседаниях, где о таком осторожном обращении с детской чистотой не было и речи, и все участвовавшие в процессе дети должны были выслушивать всю грязь, о которой рассказывали другие дети, или взрослые. Знание людей и такт должны научить судей, как держать себя в таких случаях с детьми, наоборот, чисто механическое ведение процесса не дает в распоряжение судьи тех средств, которые необходимы для того, чтобы охранить детей от всех опасностей интимных допросов и всей грязи таких процессов.

Необходимо также исследование психического состояния насильника детей. Там, где обнаруживается ярко выраженная душевная болезнь, прогрессивный паралич, Dementia Senilis[122] или же эпилептическое слабоумие, – там в невменяемости преступника не может быть сомнения; при этом важно заметить, что все эти болезненные явления могут иметь место, когда нет еще ярко выраженных признаков расстройства мозга, и тогда осуждение таких больных людей, как, например, некоторых стариков с отсутствием явных признаков старческого слабоумия, может оказаться судебной ошибкой. Kirn[123] наблюдал во Фрейбурге шесть стариков в возрасте между 68 и 87 годом, которые были осуждены за нечистые сношения с маленькими девочками, и все они, по его мнению, обладали интеллектуальными дефектами, у некоторых же были ясно выраженные симптомы Dementia Senilis. В таких случаях необходима добросовестная экспертиза, и весьма желательно, чтобы сами судьи не брали на себя роли экспертов в таких областях, в которых большинству судей недостает осведомленности и знания дела.

В другой области лежат те случаи, где явной душевной болезни нет. Fritz Leppmann, разносторонне изучивший этот вопрос, приходит к тому заключению, что прирожденной половой склонности к детям быть не может. Могут, разумеется, встретиться наследственно предрасположенные или слабоумные индивиды, у которых эта склонность проявляется легче и чаще, но о природном ненормальном половом побуждении не может быть и речи. Но вполне достаточны наследственность и слабоумие, чтобы при известных условиях и обстоятельствах не только благоприятствовать, но и вызывать эти ненормальные склонности. Неоспоримо также, что опасность появления этих неестественных склонностей особенно возможна у людей, приходящих в близкое соприкосновение с детьми, как например, у учителей и воспитателей, в одинаковой степени также у учительниц и воспитательниц.

Необходимо, однако, отметить, что эти последние случаи, где на учителей падает подозрение в неестественных сношениях с своими питомцами, обоюдоостры, и с ними надо обращаться осторожно. Несомненно, из числа учителей, обвиненных в подобного рода преступлениях, значительная часть невинна; на них особенно легко возводить ложные обвинения именно потому, что они много и близко имеют дело с детьми. С другой стороны, нельзя упустить из виду того обстоятельства, что некоторые личности потому-то и выбирают профессию педагога, что они заранее и сознательно знают за собой свои болезненные склонности, или, что бывает еще чаще, они смутно ощущают влечение к детям, выбирают поэтому педагогическое призвание, хотя и не имеют заранее злостного намерения использовать своих воспитанников для целей своей половой похоти. В этом последнем случае речь идет о неосознанном и неопределенном стремлении к детям, и это определяет интерес к педагогической деятельности. Я наблюдал факты, где люди страдали чуть ли не манией воспитывать и поучать детей, и при более глубоком анализе эта мания оказывалась ничем иным, как половым интересом к детям. В том, что и женщины не избавлены от половых побуждений к детям, меня убедили два известных мне факта, где воспитательницы возбуждались при купании порученных им детей, при чем одну из них это возбуждение привело к тяжелым нечистым актам над детьми.

И здесь часто приходится принять во внимание психическую невменяемость педофилов. Но нет достаточного основания безусловно применять к ним § 51 Уложения о наказаниях[124], по которому совершенно не подлежат наказании лица, находившиеся в момент совершения преступления в бессознательном состоянии, или в состоянии болезненного душевного расстройства, при котором о свободной воле и речи быть не может. Таких лиц все-таки надо привлекать к ответственности. В крайнем случае, к ним можно применить смягчающие вину обстоятельства, или там, где это разрешено законом, констатировать уменьшающее вину состояние невменяемости, в особенности при ясно выраженных симптомах психической дегенерации. Но само по себе качественно ненормальное половое чувство может так же мало избавить от ответственности, как мало качественно нормальное чувство дает право вторгаться в сферу интересов других. И с необходимостью защиты детей не должно стать в противоречие то обстоятельство, что педофилии могут быть подвержены люди в остальных проявлениях своей личности, прекрасные и благородные. Было бы ошибкой допустить, что в этих преступлениях принимают участие исключительно люди с моральными дефектами. Мимоходом интересно заметить, что и Достоевскому приписывают склонности к педофилии. Целый ряд наблюдений убедили меня, что такие склонности могут одолевать людей, морально и интеллектуально весьма высоко стоящих.