что собирались дожидаться, когда, обессиленного, меня сморит сон. Остальные, в щелях и дырах там забившись, слышали их истошный визг и больше оттуда не вылезали, хотя я их с нетерпением ждал.

– Ну что же, крысятиной тебя мы накормили, ты благодарен должен быть, что не дали тебе с голоду загнуться. Но не для того тебя позвал, чтобы расспросить о крысах. У нас есть новость для тебя. – Главный ненадолго замолчал, а затем продолжил: – Мы нашли ее – чужестранку… Представь, она спрашивала о тебе людей, сама тебя в гавани искала и назвалась твоей сестрой. Как глупо… правда? Она же чужестранка. Как может быть тебе она сестрой? Теперь пред нами прямо тайна… Говорят, что чужеземка эта до наивности добра и хороша собою. Я, правда, сам не видел, но говорят… Какова сестра-то у тебя? И-л-е-я… ― Первый тоуркун взял в руку несколько тонких косичек, подвязывающих подбородок, и, призадумавшись, пробубнил: ―Что ты скажешь, если мы ее… убьем? Да, убьем… Сейчас пошлю за нею умельца черных дел. Эй ты? – позвал он к себе того с веревкой. – Сходи и сделай все, как я сказал, а сердце ему вот принесешь, – ткнул он Сенаку в грудь.

– Постой, не делай этого, безумец. Нет ее вины перед тобой или перед тоуркуном. Она чужеземка, прав ты. Отец ее торговец знатный, народ его могуществом известен, из Иля следовали они. Слышал о таком народе? Как поступит же народ тот, коль дочь безвинную его погубишь? Что будешь делать, когда он ратью придет сюда, чтобы за смерть ее с тобою поквитаться?

– Так не узнает ведь никто. Хотя постой! – окликнул главный душегуба своего. – Рассказывай дальше, пока не передумал я.

– Я был у них на корабле, – продолжил говорить Сенака. – Провел кораблик с юга на север вдоль берегов озерных. Но сел на мель. Да так, что повредил кораблик. Теперь вот сопровождаю дочь владельца, ищу дорогу в Иль.

– Постой, рыбак, если говоришь ты правду, то давай поможем знатному торговцу. Отправлю я сейчас людей, найдем корабль тот, отладим, куда отправить ― говори.

– Не помню место я, туман меня подвел, к тому же торговец тот с людьми там, и они справятся, залатают дыры.

– Зачем же отец с тобою отправил дочь свою? Ведь ты тумгер, она из Иля. Неужто он глупец, хоть и из знатной семьи?

– Ты прав, были с нами и другие, те, что с ней из одного народа, но потерялись по пути. А я же клятву дал и назвался братом ей, и провели обряд мы, прежде чем отправляться в путь.

– А что же повел ты чужеземку этою дорогой? Ведь нет пути отсюда в Иль?

– Не удержался, хотел я прежде побывать в родных местах, я говорил уже.

– Хм… – ухмыльнулся первый тоуркун. – А знаешь ли ты, что за кораблик этот, что застыл в стене? – И, глядя на безмолвного Сенаку, дальше продолжал:– Это тот самый, чей владелец бывший с жемчугом во рту лежит на дне в прекрасном месте. Тот самый, на корме которого ты мог бы отдавать команды. Все было бы твоим по праву, коль принял бы условия его. – И он багром указал на Ехунта. – По твоей воле так случилось, что он принес удачу нам, а не тебе. А ведь были знаки, которые тебе, тумгеру, увидеть было не дано. Подойди же сюда и погляди! – Он постучал багром по выступающему деревянному корпусу. – Не поднимали мы утопленное со дна, его сюда не приносили и не врезали в эту стену. Как же объявился он здесь над нами? А вот как: в этом зале мы ждем подсказки, и нам дают их те, кому мы служим. Они могущественнее всех. Ты слышишь? Всех! Что нам какой-то Иль? – Он снова поднял багор. – Нам помогают Силы. Подобно нашим предкам-кхарам, мы ищем тайные миры. Лишь надо правильно понять сигналы, те, что приходят вдруг от них. Так вот, кораблик однажды объявился в нашем зале, пришли сюда, а он уж здесь… И ты нам про кораблик говоришь. Тебе не кажется, что говорим мы об одном и том же? Не тот ли он, что нужен тем, кому мы служим?

– Не знаю, я о чем ты говоришь.

– А ведь, рыбак, то саван синий, погребальный – женский. Он также появился здесь нежданно. Ты следишь за моими мыслями, тумгер?

Сенака молчал.

– Я думаю, что он для чужестранки приготовлен, которую ты к нам привел.

– Не тронь ее…

– Сегодня богатый день для тайных знаков, – не дав договорить, прервал Сенаку главный тоуркун. – Когда вошли, увидели вот это на полу под кораблем. – В зал вбежал суетливый мужичонка, держа в руках корзину. – Загляни в нее.

Рыбак осторожно посмотрел. На дне около разбитой скорлупы лежал птенец с непропорционально большой по отношению к его маленькому тельцу головой.

– Птица, – спокойно произнес рыбак.

– Нет, не просто птица, а новорожденный птенец, гляди же, он только что вылупился из яйца.

– И что же? Я тумгер, рыбак, откуда знать мне, зачем здесь появилась эта корзина?

– Все ты знаешь… Дитя в ней… Ведь верно?! Так?!

– Дай воды мне, я пить хочу. И скажи, чтобы еды мне принесли, иначе не будет больше разговоров.

На удар багра по кораблику прибежал какой-то толстяк.

– Принеси ему воды и поесть чего-нибудь! – указал Ехунт на Сенаку.

– Убьешь ее ― и тебе конец. Если даже так случится, что какие-либо злые силы найдут дорогу и приведут тебя к тому дитя, что дальше будешь делать ты? – И немного насытившись, продолжил говорить Сенака: ― Ведь знаешь ты о предупреждении предков, высеченных в камне и гласящих: «Не потревожь младенца того, что звездою на землю будет принесен. Того, что будет спать в колыбели царской. Не нарушай покоя, не буди его. Ибо не знаешь ты родителей его! Скатится из глаз невинных всего одна слеза ― и мир столкнется с вечной тьмой и рухнет в пропасть и мрак землю поглотит». Как собираешься его ты взять и сон ребенку не нарушить? Где возьмешь ты няньку для него? Ту, что с природой бы небесной могла бы совладать? Или Ехунту ты прикажешь, чтобы он колыбельную там спел? А может, сам в руках своих кровавых ребенка понесешь? Знай же! Никто, кроме нее, Илеи, не сможет того ребенка умилить. Не раз я видел там: когда она к его колыбели приближалась, то наступала тишина блаженная, а ребенок тот во сне своем улыбался, как будто мать баюкала его. На то ее судьба прислала – ребенка умилять.