Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– И все? – спросил все тот же человек.
– Все.
– Из рода ты какого? Да не ври.
– Тумгер я.
– Правильно, тумгер… А коли так, скажи: что надо тебе здесь? Или не знал ты, что эта земля, озеро и горы для тоуркунов? Как могут быть они твоею родиной тогда?
– Я шел сюда, в памяти держа, что на землях этих жили три народа. Ведь с тех пор, как был я в гавани в последний раз, пролетели годы.
– Я вижу, ты узнаешь меня, рыбак! – вмешался в допрос Ехунт.
– Да, ты тот, что был среди артельщиков и надо мною старшим.
– Я помню, ты грозился мне, когда я в ящик якорный тебя сажал.
Сенака промолчал.
– Так как же? Что замолк? Как видишь, снова сверху я, а ты внизу. Так будишь мстить? Иль передумал?
– Передумал… – ответил Сенака.
– Вы слышали? Он отказывается от мести! – обратил свою довольную физиономию Ехунт к остальным. – «Передумал»… – передразнил он парня. Со всех сторон послышался хохот. – А что так?
– Не дурак же я и себе не враг, вижу, насколько ты силен, – отвечал Сенака.
– Вы слышали! Он видит! – упивался властью Ехунт.
– Если не слаб умом, если понимаешь правильно ты все, тогда говори немедля: зачем пришел и куда держал свой путь? – вдруг снова заговорил тот, что сидел в центре.
– Добавить нечего к сказанному мной, шел я, надеясь гавань увидеть прежней, – не сдавался Сенака.
– Мы здесь – Верховный Тоуркун, власть над всеми! – всё тот же, сидящий по центру человек показал на тех, что были рядом с ним. – А я в совете этом первый и старший и отдельную от остальных имею власть. Поэтому и говорю: ты хочешь смерти лютой, пыток и мучений страшных? Отвечай же, кто послал тебя и, главное, зачем. Или та яма, в которой ты сидел, покажется тебе тетушкиным домом по сравнению с тем, что ждет тебя вот здесь. Ты видишь, что там? – И он указал пальцем на синее полотно, укрывшее часть стены.
– Да, – отвечал рыбак, – это тоуркунский саван.
– Правильно, саван… Так вот, за ним приготовленная для тебя могила. Не скажешь правду ― и будешь в ней; расскажешь все как есть – выйдешь в эти двери. – Тот, что назвался старшим указал на тот вход, через который Сенаку и ввели сюда.
– Не знаю, чего хотите вы услышать от меня… – как можно спокойнее сказал допрашиваемый странник.
– Что за миссия, о которой говорил ты втайне? Или ты думал, коль в ящике укрылся, коль говорил вполголоса, то слова твои пропали, в озере канули, легли на дно? Нет, у нас везде глаза и уши.
Сразу за сказанным последовал сильный удар сзади, в глазах Сенаки потемнело, и он оказался на пыльном полу.
– Теперь тебе, надеюсь, все понятно? Говори же, зачем ты шел сюда!
– Давеча я, может, и говорил чего – не помню. Сызмальства любил себе придать я значимости, приврать немного, был грех… А тут еще скосила меня брага… Я помню, пил ее, так, верно, перебрал.
Не успел рыбак договорить, как его руки оказались вывернуты за спину и скручены веревкой, что вызывало страшную боль.
– А-а-а… – вырвалось у Сенеки сквозь сжатые зубы.
– Ну что? – склонился над ним тот, что назвался первым тоуркуном. ― Это только начало…
– Не знаю я ничего, брага все! Брага! – превозмогая боль твердил свое Сенака.
Его здорово избили. Но, как бывалому сидельцу в ямах, ему приходилось терпеть и не такое.
– Киньте его к крысам в каменный мешок, – услышал рыбак сквозь боль.
Пнув его напоследок первый тоуркун отошел в сторону. Избитого Сенаку поволокли куда-то.
Дверь отворилась, и в проеме оказался факел. Сенака давно не видел света, перед его глазами раскачивалось яркое пятно, то был огонь, как понял Сенака.
– Вставай! – как-то обыденно и зло скомандовал ему тот, у которого был факел.
Сенака стал подниматься, но ноги сразу подвели. В каменном мешке было так тесно, что узник мог здесь лишь сидеть, поджав под себя ноги. Теперь же они сильно затекли и отказывались слушаться.
С трудом поднявшись, рыбак тут же завалился в угол.
Огоньки, расположившиеся по обеим сторонам, бешено запрыгали и расплылись. Закружилась голова. То, верно, сказывался голод. И еще эта абсолютная тьма, мучительная и долгая, в которой Сенаку продержали неизвестно сколько.
– Выходи! – прорычал ему кто-то.
Сенака поднялся и потихоньку, шаг за шагом, шаркая ногами, побрел по темному проходу. Яркий свет ослепил его; спасаясь, он закрылся рукавом.
– День? – сделал рыбак для себя радостное открытие.
Щурясь, Сенака в первый раз за долгое время увидел небо.
– Привел его? – Среди камней их ждал Ехунт.
Рыбак оглянулся и посмотрел на того, кто привел его сюда, это был старый знакомый, тогда у коптильни накинувший ему петлю. Сенака вспомнил, как у причала он дважды хорошенько приложился к этой роже, правда, теперь «коптильщик» выглядел еще более отвратительно, чем прежде. Скрутившись вокруг шеи, на нем змеей лежала серая веревка. Она была под цвет его физиономии.
– Шагай за мной, рыбак, – позвал Ехунт.
И вот опять стоял Сенака в том же зале, куда и привели его в первый раз. Теперь же там вместе с верховным под корабликом сидели только трое. Ехунт уселся с ними рядом, и стало четверо их. На стенах едва-едва был заметен тусклый свет.
– Ну что, рыбак? Ты, верно, думал быстро встретить смерть? Избавиться с нашей помощью разом от всех проблем? Ты надеялся, что мы тебя сейчас казним и все твои несчастья исчезнут вмиг, как сон вчерашний? Нет же, легкого конца не жди. Его не будет, – начал разговор главный. – Оголодал, я вижу… Ты, вероятно, любишь рыбу? Ведь ты рыбак, а она в наших темных лабиринтах не водится совсем. Но вроде я не прав и теперь вижу, что ты как будто бы в лице поправился немного… Что на губе твоей за след от жгучего поцелуя? Крысы? Их здесь в избытке, они у нас ручные… В том смысле, что одному, который сидел там до тебя, они до костей изгрызли руки. Понятное дело, устал следить он за руками и уснул, когда проснулся, а пальцев нет.
По залу прокатился негромкий хохот.
– Крысы у тебя не только ручные, но и трусливые, там я дюжину их съел. Без остатка, самых жирных и коварных, тех,