— Сомневаюсь. Вы попали в поле нашего зрения ещё во Франции. Потом исчезли. А полтора месяца назад неожиданно вновь объявились, да ещё в самом центре нашей разработки. Естественно, мы навели справки. И выяснили любопытнейшие вещи. Оказывается, вы работаете на хорошо известного в определённых кругах русского генерала Стрекалова? Вы, единственный сын и наследник Сержа Дюпре, французского мультимиллионера. Зачем вам это? Дань русской крови, текущей в ваших жилах?

— А с чего вы взяли, что я работаю на какого-то русского генерала? — нагло спросил я.

— Месье Дюпре… — снисходительно улыбнулся мой собеседник. — Вы новичок в мире разведки. У нас есть масса способов узнавать интересующие нас подробности. О вас мы теперь знаем всё.

— Да? — удивился я. — Уверены?

— Пожалуйста. Вы родились от брака Аннет Дюпре, дочери Кристиана Дюпре, и русского дипломата Сергея Боброва. Ваша мать погибла, когда вам было четыре года. Вместе с отцом, который был назначен директором филиала концерна Дюпре в Японии, вы уехали в Осаку. И жили там до семнадцати лет, прилежно обучаясь таинствам восточной борьбы у старого японца. Сказать, как его звали?

— Не нужно, — вот теперь он меня достал по-настоящему. — Я помню.

— Отлично. В семнадцать лет вы решили уехать в Россию. Нет, тогда это ещё был Советский Союз. Зачем вам это понадобилось — не знаю. Некоторые мои коллеги считают, что вы уже в то время сошли с ума. Официальная версия — получение образования. Ленинградский университет, если не ошибаюсь? Но… что-то идёт не так. Вас призывают в армию, и вы попадаете в Афганистан. Потом в плен. Отец выкупает вас, но вам мало, вы, не останавливаясь, продолжаете делать глупости. Знакомитесь со Стрекаловым, и он убеждает вас вернуться в Россию и работать в КГБ. Первое главное управление, если не ошибаюсь? Эфиопия, Румыния, Великобритания, Ливия — вы ведь были в этих странах, не так ли?

— Я был во многих странах, — вежливо уточнил я.

— Неважно. Затем вы были ранены. В Азербайджане, кажется? Ваша миссия в Баку провалилась, вас обвинили в неудаче, и вы ушли. Исчезли. Всё это время вы работали в Петербурге, техником в каком-то театре. А полтора месяца назад вы вдруг вновь возникаете из небытия. Наверное, некоторые мои коллеги погорячились, но теперь этого уже не исправить. Узнав о вашем сотрудничестве с генералом Стрекаловым, который упрямо вмешивается во всё, до чего способен дотянуться, вас решили устранить. Вы уже тогда представляли потенциальную угрозу для нашей операции в России. Кстати… Что у вас там случилось в Хельсинки? Наш сотрудник утверждает, что вы не стали в неё стрелять? Это правда?

— Не знаю, — я пожал плечами. — Попробуйте саке. Или попросить подогреть?

— Хорошо, — широко улыбнулся Стеннард. — Не хотите говорить — не надо. По крайней мере вы убедились в моей осведомлённости?

— Нет. Кое-что вы знаете. Но — не совсем то и не совсем так. Для серьёзного разговора этого недостаточно.

— Отлично. У нас есть данные, что вы участвовали в подготовке террористических актов в Северной Ирландии, обучали террористов в Ливии. Наконец, вы лично виновны в смерти трёх сотрудников ЦРУ. Этого вполне достаточно для вынесения смертного приговора, вам не кажется?

— Правда? — изумился я. — Тогда о чём мы с вами говорим? И почему вы до сих пор не передали меня в руки какого-нибудь правосудия? Британского, например? Может быть, это оттого, что у вас нет ни фактов, ни доказательств? А, мистер Стеннард? Если вы думали меня напугать — забудьте об этом. Пока вы рассказывали мне весь этот бред, я успел закончить с десертом. Либо вы будете говорить по существу, либо я вынужден буду вас покинуть.

Он смотрел на меня пристальным, изучающим взглядом. Словно торговец лошадьми на иноходца: оставить или все же пристрелить? Нет, почему-то я ему нужен. Вернее, был нужен и ему тоже. Иначе — к чему вся эта вводная часть?

— Хорошо, месье Дюпре, — заговорил наконец он. — Будем откровенны. Моя миссия заключается в том, чтобы вас предупредить. Вы вмешались в историю, всех масштабов которой вам просто не дано понять. Выходите из игры, месье Дюпре. Возвращайтесь к отцу. Возможно, он вам объяснит, почему всё происходит так, как происходит. Генерал Стрекалов, пославший вас сюда, — фанатик. И неудачник. Ему никогда не дадут предать огласке те факты, которыми он располагает. В России есть люди, которые в силу своих интересов внимательно следят за этим. Стрекалов доживает последние дни, в то время когда вы здесь рискуете своей жизнью по его заданию. Бросьте. И — не советую вам особенно сближаться с Паолой Бономи. Прислушайтесь. У вас еще будет повод убедиться в моей правоте.

— Обычно я сам решаю, с кем мне стоит сближаться, а с кем — нет, — бросил я резко. Сохранять маску дружелюбия не было нужды.

— В данный момент я говорю не столько о женщинах, сколько о том, чем эти женщины занимаются, — уточнил Стеннард. — Вы можете быть близки с кем угодно, но это не значит, что вы обязаны подчиняться всем их прихотям. Разве нет?

— Возможно. Я подумаю. Кстати — вы забыли сказать, что будет, если я не выйду из игры, — напомнил я.

— Тогда вас придётся вывести. Убрать с доски, используя все доступные нам способы. Вы ведь работали в КГБ и понимаете, о чём я говорю. За моей спиной стоит мощь целой организации. А за вами — загнанный в угол Стрекалов и синьорина Бономи, стоящая на грани войны со своими конкурентами.

— Которых вы поддерживаете? — Как же удачно он подставился под этот вопрос… Надо позвать официанта с тарелочкой суси. Вместо пирожка.

— Мы иногда оказываем услуги дружественным государствам. Если это в наших интересах.

— А мой отец тоже оказывает вам услуги?

Он удивлённо взглянул на меня, потом ответил:

— Будет лучше, если вы спросите об этом у него. А впрочем… Если вы прислушаетесь к моим советам, это будет не только в ваших, но и в его интересах. Уверяю вас.

Я кивнул, соглашаясь. Всё, что мне нужно было услышать, я услышал. А что касается мощи организации, стоящей за его спиной… Пока что мне это не слишком мешало.

— Я подумаю над вашими словами, мистер Стеннард, — произнёс я стандартную фразу, специально заготовленную для подобных случаев.

— Сиката-га най, — привстав и коротко поклонившись, ответил Стеннард. Повергнув меня в крайнее изумление. «Ничего не поделаешь» — так обычно говорят японцы в затруднительных случаях.

— Сумимасэн, — пробормотал я машинально. — «Мне нет прощения», если дословно. И надо же было сболтнуть этакое…

* * *

Кофе казался слишком крепким, воздух — душным, и солнце светило как сумасшедшее, словно торопясь максимально прогреть город перед тем, как окончательно скрыться за горизонтом. Даже доисторическая громада церкви San Lorenzo Maggiore, и та действовала мне на нервы своими внушительными габаритами. В довершение ко всему за соседним столиком в маленьком кафе на Piazza Vetra обустроилась говорливая итальянская чета, вдребезги разбившая мою мечту о тишине и покое. Мне определённо хотелось на необитаемый остров. Или обрызгать всё вокруг ядом и изругать последними русскими словами. Наверное, я начал уставать.