– Весьма забавный документ, – усмехнулся я. – Одна беда – это подделка.

– Конечно, – не отрываясь от своего занятия, кивнул граф Эгмот, затем, встряхнув лист, вновь оглядел его с нескрываемой гордостью. – А теперь совсем настоящий!

– Ложь всегда остается ложью, – принимая на себя амплуа досужего моралиста, с пафосом промолвил я.

– Да ну?! – Седобородый фальсификатор покосился на меня с удивлением и нескрываемым интересом. – Вы знаете, мой принц, как по мне, то утверждение вроде вашего или же побасенка о том, что правда всегда побеждает ложь, не более чем коварная выдумка самого изобретателя лжи. Хотите доказательства? Извольте. Вот вы утверждаете, что сей документ фальшивка, не так ли?

– Несомненно, – согласился я.

– Прекрасно! – довольно протянул лорд Эгмот. – Стало быть, это, – он положил морщинистую пятерню на исписанный лист, – ложь? Но что вы скажете, если я сообщу вам, что точно такой же документ сгорел в камине в этой башне два часа пополудни седьмого февраля прошлого года?

– Кто же посмел сжечь его? – удивился я.

– Елизавета Тюдор, но это к делу не относится. Не станете же вы утверждать, что уничтожение столь знаменательного документа не является обманом? Заметьте – обманом вероломным, полным низкого коварства!

– Пожалуй, так, – вынужденно кивнул я.

– Стало быть, мой обман лишь восстанавливает истину. С этим, по-моему, тоже трудно спорить. Таким образом, наша истина является плодом двойного обмана. Другими словами, правда возникла лишь тогда, когда одна ложь победила другую. И в подлунном мире все зиждется на этом непреложном законе. Нынешняя правда есть победа одной лжи над другой. Кстати, о документе: я вовсе не уверен, что оригинал его не был написан в свое время Томасом Грегори. Большой, знаете ли, был специалист по созданию правды. Прежде служил у Норфолка, а сейчас держит трактир на окраине Лондона.

Я невольно отметил сообщение о хозяине трактира с подозрительно знакомой фамилией Грегори. И, вспомнив о безрадостной участи Лиса, в очередной раз попробовал активизировать связь. Маяк работал исправно, но Сергей безмолвствовал.

– Но упоминание Рейли, к тому же Девоншир…

Дядюшка Филадельф развел руками:

– Кто тому виной, что фамилия Рейли созвучна с испанским “рей”! А Девоншир? Что Девоншир, край болот и скал, где при желании можно спрятать не то что похищенного гугенотами, которых в тех краях тьма-тьмущая, царственного младенца, но и целую армию. Самозванство, знаете ли, не всегда приводит к краху. Особенно если находятся силы, которые готовы поставить на ловкого пройдоху. Вот, скажем, Перкин Уорбек. Быть может, вам доводилось слышать это имя?

Я молча наклонил голову, подтверждая свою осведомленность.

– Я так и думал! – удовлетворенно кивнул граф Эгмот. – Этот скорбный пасынок фортуны столь долго гостил при французском дворе, что не мог кануть бесследно из вашей памяти. Перкин Уорбек был милым юношей с прекрасными манерами, сообразительным умом и весьма приятной внешностью. Сложись его жизнь по-другому, кто знает, каких высот он бы достиг! После окончания войны Роз, когда к власти пришел граф Ричмонд – будущий король Генрих VII, дворянство Англии понесло столь большие потери, что, обладая вышеперечисленными качествами, деньгами и образованием, нетрудно было стать джентльменом, даже не имея благородных предков. А поговаривают, крестным отцом юноши был покойный король Эдуард, что, согласитесь, немаловажно!

Но Перкина Уорбека заприметила Маргарита Бургундская – сестра Эдуарда IV, вовсе не желавшая видеть на троне первого из Тюдоров. При ее поддержке Перкин обернулся принцем Ричардом, одним из двух братьев-близнецов, наследников Эдуарда Йорка. Обычно их смерть приписывают Ричарду III – их дяде, хотя несчастные скончались от дифтерии год спустя после его гибели. Вот вам, кстати, еще один прелестный образчик лжи, одним движением волшебного скипетра превращенной в правду. Но вернемся к Уорбеку.

При помощи “тети Марго” чудом спасшийся принц был принят при всех дворах, за исключением императорского. А король Шотландии даже отдал ему в жены свою родственницу Екатерину Гордон, графиню Хантли. Но, невзирая на то, что ложь Маргариты Бургундской и ее обворожительного ставленника едва не стала правдой, она по-прежнему осталась ложью. Почему? – спросите вы. По одной простой и, я бы даже сказал, банальной причине. Перкин Уорбек мог быть замечательным вельможей и преспокойно блистать даже при таком взыскательном дворе, как французский, но он был малодушный воин и никчемный полководец. Стоило этому красавчику проявить больше отваги, послушать дельного совета, кто знает, не стало бы правдой чудесное спасение Ричарда IV из рук палачей?!

В мире нет правды. Есть то, что именуется истиной сегодня, и она весьма отлична от той, что назовут истиной завтра. Вот, скажем, всего пару лет назад ни одна живая душа во Франции и помыслить не могла о том, что у Генриха, короля Наваррского, есть брат-близнец. Никто, даже ближайшие родственники не ведали об этом. Однако же вот вы сидите передо мной, и родная мать, восстань она ныне из королевской усыпальницы, затруднилась бы назвать ваше имя. И это правда, не так ли, сир?

Человек – инструмент познания Богом самого себя.

Джордано Бруно

Пламя фонаря билось по ту сторону зарешеченного стекла, не в силах пожрать исписанный каллиграфическим почерком желтоватый лист пергамента, с, несомненно, истинной печатью и, вероятно, настоящей подписью бейлифа.

– Вы молчите, мессир? – насмешливо глядя на собеседника, спросил дядюшка Филадельф. – Неужто вы в замешательстве?

– Отнюдь, – удивленно подняв бровь, с полным равнодушием проговорил я. – Просто не нахожу причин вдаваться в объяснения. Действительно, два года назад мало кто во Франции знал о нашем родстве. Я и сейчас не горю желанием оповещать об этом кого бы то ни было без особой нужды.

– Ну да, конечно, – согласно кивнул ученый старец. – К чему нам странности, свершаемые вокруг короны галлов, у нас и своих предостаточно. Не правда ли?

– Пожалуй, что так.

– Действительно, что это я морочу вам голову какими-то старыми, никому не нужными доносами. К тому же, быть может, еще и фальшивыми. Вы ведь, кажется, пришли узнать о венце Гвендалайн?

– Да, меня заинтересовала эта прелестная старинная легенда, – небрежно кивнул я.

– О, она действительно прелестна, монсеньор принц! – причмокнул от удовольствия знаток древностей. – Ведь что может быть прелестней заведомой небывальщины, оказавшейся правдой?!

– Всего лишь несколько минут назад вы утверждали, что правды не существует, – язвительно вставил я.

– Верно! – хлопая в ладоши, рассмеялся граф Эгмот. – Вы меня поймали! Правды не существует… Но вот венец Гвендалайн в самом деле есть первейшее сокровище Британии.

– Венец, кованный из серебра, собранного в лунной дорожке, украшенный сиянием звезд и подложенный мехом солнечных зайчиков? – переспросил я. – Должен вам заметить, милорд, что в моем возрасте уже не верят в сказки.