– Я тоже так думай, – соглашался с ним Йохан Кранц, переселенец из Саксонии.

– Такое разве черту по силам! – выпалил и осекся, видимо, вспомнив одну из легенд о Москале-чародее, Васька Балабол, неплохой рабочий, но жуткий болтун.

– Понадобится, и дьявола запряжем! – криво усмехнулся попаданец. – Только никакая нечистая сила для такой работы не нужна. Хватит обычного человеческого глазомера и умения работать на станках. Вот умения-то вам всем как раз и не хватает. Ничего, не боги горшки обжигают, научитесь еще.

Аркадий посчитал, во что обойдется первая партия револьверов, и ужаснулся – дешевле было бы их из серебра отлить. Однако куда же деваться, все атаманы хотели, точнее – жаждали иметь многозарядное оружие. После отработки на этом уродце технологии он собирался потом запустить в серию уже капсюльное оружие. Нечто вроде первых «кольтов» и «смит-вессонов».

Одновременно шла разработка и барабанной картечницы, тридцатимиллиметровой гаковницы, тоже на пять выстрелов. Весила она не намного больше однозарядных подруг, а в решающий момент должна была позволить здорово проредить ряды атакующих врагов. Главной трудностью при ее производстве также была стыковка барабана и ствола.

Тягостным размышлениям попаданец предавался, закрывшись в своем кабинете. Усевшись в любимое кресло и пристроив сломанную руку в лубке на подлокотник. Непонятно почему, с его точки зрения, испуганная происшествием жена теперь опекала его, как квочка цыпленка. Считавший перелом лишь незначительным, хоть и неприятным событием, Аркадий чувствовал себя под такой опекой неуютно и норовил от нее сбежать. «Работа» в кабинете стала для него удобным поводом посидеть одному, попивая квасок и предаваясь размышлениям о трудностях прогресса в данном месте и путях их решения. Черт его знает почему, но мысли большей частью приходили невеселые, минорные:

«Нда… проблем хватает не только в датском королевстве. Хотя… я не прав, загнить-то здесь еще ничего не успело. С другой стороны – дай атаманам волю, и получишь Руину. Польский вопрос надо решать так, чтоб он больше не беспокоил. Для чего придется подстегнуть развитие военной техники, а с этим тоже не все ладно».

Весьма неприятным открытием стала недолговечность нарезов в бронзовых стволах трехфунтовых пушек. Все попытки уберечь их от быстрого износа провалились с треском. Получалось, что армии Хмеля поставили орудия на одну кампанию, после которой их придется переливать. И, конечно, больше производить такие пукалки не стоило. Уж лить – так что-то долговечное.

Пока не удавалось получить нужного количества олова для улучшения откровенно некачественной османской бронзы. Немалая ее часть – выкупленная у уже покойного Еэна – по-прежнему валялась на складах, лить из нее можно было разве картечницы.

«Хм… картечницы… или карронады? У них вроде тоже к качеству металла требования пониже были? Или, наоборот, выше? Надо будет с мастерами посоветоваться. В любом случае на наших кораблях карронад будет немало, нет смысла переутяжелять палубы, если точность стрельбы на дальних дистанциях на море в принципе недостижима на данном уровне развития техники. Пойдет сталь с мартенов, можно будет потихоньку стальные пушки делать, хотя, помнится, там тоже трудностей при налаживании производства хватит, первые стальные орудия часто рвались, что-то с величиной кристаллов… черт, точно не помню. Главное – если пушка выдерживала десяток выстрелов, то потом ее можно было смело использовать. А из дерьмовой бронзы лучше ничего не лить. Не горит, подождем. И с чугунными орудиями стоит заканчивать, если сталь ожидаем».

Огромным соблазном выглядела идея заменить в бронзе олово марганцем. Тем более что месторождение последнего уже активно разрабатывалось. И, по прикидкам, марганцевистая бронза должна была получиться более качественной, чем при добавлении в медь олова. На чугун, по крайней мере, марганец оказал удивительно положительное влияние.

«Казалось бы, есть руда марганца, опять забыл, как она называется, есть медь – смешивай и получай удовольствие! Ага, как же. Попытки смешать руду и металл в печи ни к чему хорошему не привели, из чугуна извлечь значительную часть содержащейся там примеси тоже не удается. А выплавить марганец отдельно пока не получается. Вот и сидишь над ними, как кот возле горячего молока. Обидно. Будем надеяться, что чехи и немцы смогут разрешить эту загадку, выглядят мужики грамотными мастерами».

Потратив не один десяток часов на эксперименты с рудой марганца, он ничего толком так и не добился. Не давался ему в руки секрет его выплавки, хоть плачь, хоть головой о стену бейся. Осознав свое бессилие в решении этого важного вопроса, попаданец переложил его на иностранных специалистов. У него и других хлопот хватало, а вот с усидчивостью и целенаправленной последовательностью действий… Оставалось утешаться, что нет в этом мире совершенства. Нигде и ни у кого.

Ставя кружку, из которой кваску попил, на стол, неловко пошевелил сломанной рукой и зашипел от боли в локте. Резкой, сильной, похожей чем-то на зубную.

«Дьявольщина! Больно как. Блин, значит, не врал Сапковский, когда писал о таком случае у ведьмака. Господи, как давно это было… двадцать первый век, любимая фантастика, мир, пронизанный энергией и информацией, а здесь…»

Родившись в краю домен и мартенов, Аркадий металлургией, ни черной, ни цветной, никогда не интересовался. Его с детства влекла история, но и профессиональным историком попаданцу стать не судилось. Теперь ему и о том и о другом оставалось сожалеть. Осторожненько, без надрыва. Желание о переносе в прошлое для его изменения уже осуществилось, нарваться еще раз на такую сбычу мечт не хотелось категорически. Москаль-чародей заметил за собой резкое увеличение внимания к соблюдению разных примет. И, обдумав, решил со своими суевериями не бороться:

«Верить в губительность пробежек черной кошки или особой опасности тринадцатого числа, возможно, глупо. Но еще глупее из-за такой чепухи пострадать. Было же у меня ощущение, что тот курганчик, чтоб его, не надо трогать! Посему не будем стесняться суеверий, в них не только дурь заключена».

Черная полоса накрыла и значительную часть казацкого флота. Трофейные баштарды, кадирги и прочие османские галеры стали приходить в негодность. Выяснилось, что османы большую их часть сляпали из сырого дерева, да и уход за кораблями до перехода в надежные казацкие руки оставлял желать лучшего. По просьбе Ван Ваныча осмотрев полтора десятка кораблей, Аркадий согласился с его предложением разобрать еще пяток самых пострадавших и использовать незагнившие доски с них для ремонта остальных.

«Дьявольщина! Куда Мурад смотрел, когда позволил это гнилье в строй вводить?! А говорили, что он был слишком требовательным и жестоким. Да там надо через одного чиновников обезглавливать! А потом, немного погодя, оставшимся головы рубить. И через год повторять все опять. Говорят, что Суворов считал любого интенданта, прослужившего полгода, созревшим для расстрела. Не знаю, не знаю… все же расстрел – казнь почетная. Может, лучше вешать? И дефицитный порох экономится, и наглядное пособие о вреде воровства, если его хорошо смолой обмазать, долго напоминает всем проходящим мимо о необходимости соблюдения… эээ… забыл какой по счету заповеди божьей – НЕ УКРАДИ! Нет, хорошо все-таки, что у нас с этим полегче. Крадут, конечно, но куда реже и в несравнимо меньших масштабах. Не успевают руку на этом деле набить, что радует, однако. Хотя возле ворот проходить из-за запаха от виселиц не очень приятно. Не розами наше ворье пахнет, ох не розами. И даже не тюльпанами».