Я не знаю почему. Вы не знаете почему. Похоже на то, что исам Господь Бог не знает почему. Просто это дело правительства, вот и все.

Из интервью с уличным прохожим по поводу Вьетнама, около1967 года

Но Вьетнам был уже позади, и страна понемногу приходила всебя.

В этот жаркий августовский день 1972 года автобус службыновостей был припаркован у западной заставы, где заканчивалась скоростнаяавтострада № 784. Небольшая толпа собралась вокруг наспех сколоченногопокрытого тканью помоста. Ткань казалась тонкой полоской плоти на скелете изголых досок. Позади помоста на вершине поросшей травой насыпи стояли будки дляуплаты дорожного сбора, а перед ним открывалось болотистое поле, тянувшееся кпредместьям города.

Молодой репортер по имени Дейв Алберт брал интервью услучайных людей из толпы, коротая время в ожидании прибытия мэра и губернаторана торжественную церемонию.

Он поднес микрофон пожилому человеку в темных очках.

– Ну, – сказал пожилой человек, робко глядя в камеру, – ядумаю, что это великое дело для города. Мы давно в этом нуждались. Это… Великоедело для города.

Он сглотнул слюну, отдавая себе отчет, что повторяется, ноне в силах остановиться под гипнозом циклопического жужжащего глаза последующихпоколений.

– Великое, – добавил он, словно по инерции.

– Спасибо вам, сэр. Спасибо вам большое.

– Как вы думаете, мое интервью используют в вечернихновостях?

Алберт улыбнулся профессиональной, бессмысленной улыбкой.

– Трудно сказать, сэр, но у вас хороший шанс.

Звукооператор указал на поворот возле заставы, где толькочто появился Крайслер Империал губернатора, мерцающий и сверкающий в лучахсолнца. Алберт кивнул в ответ и поднял вверх один палец. Вместе с оператором онподошел к парню в белой рубашке с закатанными рукавами. Парень смотрел напомост с угрюмым видом.

– Не могли бы вы высказать свое мнение по поводу всегоэтого, мистер…?

– Доуз. Отчего же, могу. – У него был низкий, приятныйголос.

– Быстрее, – пробормотал оператор.

– Я думаю, что это кусок говна, – сказал человек в белойрубашке все тем же приятным голосом.

Оператор скорчил рожу. Алберт кивнул, с упреком взглянув начеловека в белой рубашке, и изобразил ножницы указательным и средним пальцамиправой руки.

Пожилой джентльмен наблюдал за этой сценой с выражениемнеподдельного ужаса. Наверху, неподалеку от будок, губернатор выбирался изсвоего «Империала». Его зеленый галстук ослепительно сиял на солнце.

– А это будет в каком выпуске: в шесть или в одиннадцать? –вежливо осведомился человек в белой рубашке.

– Хо-хо, дружище, да ты бунтовщик, – кисло сказал Алберт идвинулся вперед, чтобы перехватить губернатора. Оператор потащился следом.Человек в белой рубашке наблюдал, как губернатор осторожно спускается потравянистому склону.

Алберт вновь встретился с человеком в белой рубашкесемнадцать месяцев спустя, но так как ни один из них не помнил о том, что имуже довелось познакомиться, то можно считать, что та встреча была первой.

Вчера поздней ночью дождь постучался в мое окно

Я пересек погруженную во мрак комнату и в свете фонарей

Мне показалось, что внизу на улице я увидел Дух столетия

Говорящий нам, что мы все стоим на краю.

Эл Стюарт

Он действовал, не давая себе возможности задуматься о том,что он делает. Так безопаснее. У него в голове словно стоял прерыватель,который срабатывал всякий раз, когда голос внутри него пытался спросить: «Нопочему ты все это делаешь?»

И тут же часть его сознания погружалась в темноту. Эй,Джорджи, кто вырубил свет? Прости, это я. Какая-то ерунда с проводкой, надополагать. Секундочку. Выключи, а потом снова попробуй включить. Вот так, светпоявился. Но мысль исчезла. Все в полном порядке. Продолжим, Фредди – так начем мы остановились?

По пути на автобусную остановку ему попалась вывескаследующего содержания:

ОРУЖЕЙНЫЙ МАГАЗИН ХАРВИ

Ремингтон, Винчестер, Кольт, Смит-Вессон

Охотники – наши желанные гости

Серые тучи роняли на землю редкий снежок. Это был первыйснег в этом году, и он падал на асфальт, словно белые хлопья пищевой соды, апотом таял. Он увидел маленького мальчика в красной вязаной шапочке, которыйшел по улице, разинув рот и высунув язык, чтобы поймать снежинку. Онапросто-напросто растает, Фредди, – подумал он, глядя на ребенка, но тотпродолжал свое занятие, запрокинув голову к небу.

Он остановился перед оружейным магазином Харви изаколебался. Перед входом стоял стенд со свежими газетами, и заголовок напервой полосе гласил:

ХРУПКАЯ ДОГОВОРЕННОСТЬ О ПРЕКРАЩЕНИИ ОГНЯ ПОКА СОБЛЮДАЕТСЯ

Внизу на стенде была укреплена запачканная белая табличка снадписью:

ПОЖАЛУЙСТА, ЗАПЛАТИТЕ ЗА СВОЮ ГАЗЕТУ!

МЫ РАССЧИТЫВАЕМ НА ВАШУ ЧЕСТНОСТЬ,

ПРОДАВЕЦ ПЛАТИТ ЗА ВСЕ ГАЗЕТЫ

Внутри было тепло. Помещение магазина было длинным, но неочень просторным. Проход был только один. Слева за дверью была стекляннаявитрина, уставленная коробочками с патронами. Он немедленно узнал патроны. 22,так как в детстве в Коннектикуте у него была однозарядная винтовка этогокалибра. Он мечтал о такой винтовке на протяжении трех лет, а когда, наконец,получил ее, то не знал, что с ней делать. Некоторое время он палил поконсервным банкам, а потом подстрелил голубую сойку. Выстрел оказался не такимуж точным. Сойка сидела на снегу, и вокруг нее расплывалось розовое кровавоепятно. Она медленно открывала и закрывала клюв. После этого он повесил винтовкуна стену, и там она и висела в течение трех лет, пока он не продал еемальчишке, живущему вверх по улице, за девять долларов и картонную коробкуразных юмористических книжонок.

Другие патроны не выглядели такими знакомым.Тридцать-тридцать, тридцать-ноль-шесть, а некоторые вообще были похожи намасштабную модель гаубичных снарядов. Интересно, каких животных убивают этимиштуками? – подумал он. Тигров? Динозавров? И все же ему нравился вид этихпатронов, лежащих под стеклом витрины, словно дешевые карамельки впривокзальном магазинчике.

Человек, бывший, по-видимому, продавцом или владельцеммагазина, разговаривал с толстым мужчиной в зеленых штанах и зеленой робе. Робабыла с накладными карманами. Они разговаривали о пистолете, который лежал вразобранном состоянии на одной из витрин. Толстяк вдвинул обратно затворную рамку,и оба принялись рассматривать смазанный маслом патронник. Толстяк что-топроизнес, и человек за прилавком рассмеялся.