Я всю жизнь ждал поцелуя с этой девушкой, и, сколько бы ни готовился к нему, это все равно оказалось бы потрясением. Внутри у меня все пылает. Не хочу, чтобы она уходила. Не могу дать ей уйти. А когда Ниель вздыхает, не отрывая губ от моего рта, я совсем погибаю. Это ад.

Просовываю руку ей под рубашку, глажу пальцами кожу. Спина у нее выгибается, и она подается назад, отстраняется. Легкая улыбка появляется на ее красных губах.

– Кэл, ты вроде бы предлагал кино посмотреть? Хочешь?

Я качаю головой. Не успеваю поцеловать ее снова – Ниель смеется и соскальзывает с моих колен. Я не могу пошевелиться. Мое тело еще не остыло. Пламя бьется под кожей, и, если я хочу усидеть на диване и не наброситься на нее, надо его как-то погасить.

– Где у тебя щетка? – спрашивает за спиной Ниель.

– Возле холодильника, – выдавливаю я. Встаю с кресла, качу его в свою комнату и там вздыхаю так, как еще никогда в жизни не вздыхал.

– Охренеть можно, – бормочу я чуть слышно, вцепившись мертвой хваткой в спинку кресла и уставившись в стол.

– Ты что, на гитаре играешь?

Я резко оборачиваюсь и вижу, что Ниель стоит в дверях и разглядывает висящую на стене гитару.

– Так, бренчу немного, – отвечаю я, откашлявшись. Ей это знать неоткуда – я ведь начал играть только в старшей школе. – Рей, когда приезжает, обычно тоже привозит с собой гитару, и мы тут на пару балуемся. Она лучше меня играет, мне до нее далеко. Я только стараюсь совсем уж не лажать.

Ниель проходит через всю комнату, берет гитару и садится на кровать по-турецки. Держит гитару на коленях, пощипывает струны – играть она не умеет. Я лежу на боку, подперев голову рукой, и смотрю на нее. Она полностью погрузилась в свое занятие: будто надеется научиться играть вот так, просто перебирая струны. Мне нравится смотреть, как ее пальцы бегают по струнам, и знать, что она больше не прячет их от меня.

– Можно, я тебя кое о чем спрошу?

Ниель оставляет в покое гитару и кивает, пристально глядя мне в глаза, словно готовится к чему-то серьезному.

– Вчера, когда ты была пьяная… ты сказала, что не учишься в Креншо… А как же ты тогда живешь в общежитии? – Я все думал, как и когда лучше ее об этом спросить, с той самой минуты, как услышал признание. Не хотелось слишком наседать или торопиться с расспросами. Она же только-только начала мне доверять, жаль будет все испортить. – Что ты здесь делаешь, если не учишься в нашем колледже? В Креншо вроде как ничего особенно интересного нет.

Ее плечи расслабленно опускаются, на лице появляется легкая улыбка.

– Это было в моем списке.

– Выдать себя за студентку Креншо? В списке? – изумленно переспрашиваю я. – Зачем тебе это понадобилось? И что это вообще за список такой?

– Самый обычный, – пожимает плечами Ниель. – Список того, что я должна сделать. И там был Креншо. Я тут только на один семестр.

Я открываю рот, но говорить не могу – следующая неделя последняя. Последняя в этом семестре.

Словно не замечая ошарашенного выражения на моем лице, хотя я и не пытаюсь его скрыть, Ниель продолжает:

– Через день после того, как всех распределили по общежитиям, я зашла внутрь за какими-то девушками. Постояла в вестибюле вместе со всеми, будто своя, послушала. Девчонки любят поболтать. Выяснила, кто живет в комнатах по одному, среди них оказалась Тесс. Я пришла и объявила, что я ее новая соседка. Тесс такая милая, не стала ни до чего докапываться. Я захожу в общежитие с кем-нибудь из девчонок, а в комнату иду только тогда, когда Тесс дома. Она думает, что я всегда стучу из вежливости, вдруг она там с парнем. Каждый раз краснеет, когда дверь открывает. У нее же на самом деле никогда не бывает парней. Но она стесняется признаться. – Ниель смеется.

А я почти не слушаю ее. Мне сейчас не до Тесс.

– Значит, ты уезжаешь на будущей неделе? После экзаменов?

Она опускает глаза, гладит гитару:

– Придется.

– Не надо, – быстро говорю я. – Пожалуйста.

– Что такое? – переспрашивает Ниель, явно удивленная тем отчаянием, что звучит в моем голосе.

Каждый день с тех пор, как увидел ее в «Бин баз», я боялся, что когда-нибудь потеряю ее. И вот теперь она говорит, что так и будет… совсем скоро. А я не могу ее отпустить.

– Не уезжай, – умоляю я.

– Кэл, – смеется она, – но я же здесь не учусь. Ты что, не понял?

– Все равно. Останься. Можешь… с нами жить, – предлагаю я и сажусь на кровати.

Она с минуту внимательно смотрит на меня, потом качает головой:

– Не могу, Кэл. Извини.

Я сглатываю комок. Мысли в голове лихорадочно мечутся. Пытаюсь придумать, что бы такое сказать, чтобы убедить Ниель остаться.

– Может, хоть… до конца каникул? – спрашиваю я. Слова торопливо вылетают изо рта. – Побудь со мной еще немного. У меня такое чувство, будто я тебя только что встретил, и… не могу так сразу с тобой расстаться.

Ниель ласково улыбается. Задумчиво гладит меня по лицу. Я боюсь шевельнуться. Боюсь, что моргну – и она исчезнет.

– До конца каникул, – размышляет она вслух. – Это значит… еще на месяц, так?

Я киваю. Ниель в нерешительности сжимает губы.

– Ладно. – Она произносит это так тихо, что я не уверен, точно ли расслышал.

– Согласна? – переспрашиваю я.

Она кивает. У меня такое чувство, будто я только что выиграл… суперкубок, не меньше. Хочется схватить ее, бросить на кровать и целовать. Но я этого не делаю. Нельзя ее пугать. Сейчас Ниель сказала «ладно», но не факт, что она не передумает.

Я вдруг ощущаю непривычную смелость – до сих пор такие слова ни за что бы не слетели у меня с языка.

– Поживешь тут у меня после экзаменов. Эрик домой поедет, так что я посплю пока в его комнате.

– А тебе разве домой не надо?

Я морщусь. Надо, конечно. Мама меня убьет, если я не появлюсь дома на Рождество. И если появлюсь, пожалуй, все равно убьет, когда узнает, что я не остаюсь на все каникулы.

– На Рождество съезжу, и сразу обратно…

– Кэл, не надо из-за меня оставаться здесь. Твои родные…

– Никуда не денутся. Никогда. Можешь мне поверить. Они всегда будут. А ты даешь мне всего один месяц. Они как-нибудь переживут.

У Ниель розовеют щеки, она разглядывает гитару.

– Ну что же, я польщена. – Тут же вскидывает голову и хмурится. – Но только имей в виду: я не буду очередной девушкой из твоей коллекции, Кэл.

– Эй, ты что это говоришь! – Я отодвигаюсь и протестующе поднимаю руки. – Нет, конечно, я же все понимаю. Это не… В смысле, я к тебе даже не прикоснусь. Честное слово. – И добавляю: – Если только ты сама не захочешь. – (Ниель хмурится еще больше.) – Клянусь: вообще никогда. – (Она усмехается.) – Серьезно: я на все согласен, только не уезжай, – прошу я. – Не сейчас.