Таня ерошила мои волосы, мы целовались, и я уже не мог разобрать, где ее язык, а где мой. Потрясающе! Вы слышите? Потрясающе! Таня переключилась на мою ушную раковину, и мы чуть не упали. Неожиданность всего происходящего, наше непотребство и, что уж там, неосмотрительность заставляли наши организмы выделять какое-то дикое количество адреналина. Я и раньше слыхал про «опьянение страстью», хотя до этого мгновения не знал, что это значит. Весьма, весьма рекомендую!

— Ты такой большой, Годфри! — возможно, сказала Таня.

И тут вмешалась действительность: в дверь кабинки постучали. Таня и я застыли, перестав дышать. Через пару мгновений Таня крикнула:

— Минутку, я уже скоро!

Затем она взглянула мне в глаза и кое-что сделала. Это я унесу с собой в могилу. Возможно, в сравнении с предыдущим — ничего особенного, но именно это я вспоминаю в первую очередь, когда думаю о том дне. Вот мы стоим, прижавшись к двери кабинки, наши тела переплетены, мы задыхаемся от страсти… Она наклоняется и целует меня в губы… Еле ощутимо, осторожно… Это была сама страсть. Я любил ее в эту минуту.

— Таня? — спросил голос из-за двери.

— Да? — ответила Таня, не отводя от меня взгляда.

— Кто там с тобой? Годфри?

Я узнал голос Саманты.

— Нет, — сказала Таня и опять меня поцеловала.

Саманта вошла в соседнюю кабинку, взобралась на унитаз (хит сезона) и заглянула через стену.

— Что вы делаете, идиоты! — воскликнула она.

— Детей… — ответил я, и мы с Таней рассмеялись.

— А ну валите оттуда! Хотите, чтобы вас повесили?

Какое-то время подумав (не очень долго), я ответил:

— Но я еще не закончил.

Таня улыбнулась, и мы потихоньку задвигались вновь.

— Плевать, выходите!

— И не подумаем! — ответила Таня, откликаясь на каждое мое движение.

— Если вы сейчас же не прекратите, я приведу сюда секретаря суда! — пригрозила Саманта, однако я сказал ей, что пусть приводит хоть Лоуренса Аравийского[17]— меня ничто не остановит.

— Слушай, ведь ты наш представитель? — спросила Таня, подняв на нее взгляд. — Так давай представляй наши интересы: постой на шухере!

— Это какое-то сумасшествие, так себя вести нельзя… — сказала та.

— А ты посмотри на нас!

Я забавлялся.

— Мать вашу!.. — воскликнула Саманта. Она слезла с унитаза и вышла из кабинки.

— Идете вы или нет?

— Позже… — сказал я, двигаясь со всевозрастающим азартом.

— Я не шучу! Сейчас приведу секретаря!

— Не приведешь.

Судя по всему, этот ответ Саманту добил. Помешкав еще немного, она сказала:

— Ладно, только поскорее!

— Конечно. Последи там, мы скоро выйдем!

— Вряд ли… — выдохнула Таня. — О да! — простонала она. — Давай! О господи!

Мне стало смешно. Пока Саманты не было, она вела себя куда тише. А теперь вдруг потеряла всякую способность держать варежку закрытой.

— Да! Нет! Только не останавливайся! Чудесно… — говорила Таня мне и Саманте. — Да! Да! Да! О господи! Нет, нет, нет! Да! Нет… Давай!

Я понятия не имел, что она там бормочет. Отзывы на мой счет были самые лестные — это все, что я знал.

— Господи… Год… Господи… — продолжала кричать Таня. — Да-да — да! Давай, Год, я сейчас кончу! Не останавливайся! Еще! Еще! О-о-о-о-о-о-о! — провыла она мне прямо в ухо, потом вся напряглась, откинулась на дверь и — бессильно на мне повисла…

Вдруг я вышел из берегов. Меня словно виагрой накачали. Я снова, снова и снова припечатывал ее к двери. Вырвался на финишную прямую! В этом галопе Тане оставалось только изо всех сил держаться. Она кусала меня за уши, целовала в шею и в два счета расправилась с моей тщательно набриолиненной прической. И вот я вонзился в нее последний раз… Кончил!

— ДА! — закричал кто-то из нас, не помню уже кто.

На несколько райских мгновений мы замерли в этом положении, и эндорфины омыли нас с головы до ног. Потом мы еще раз поцеловались и счастливо разъединились.

Попытавшись разогнуться, я понял, что готов. Не знаю, как это объяснить. Разве что так. Представьте: вы идете купаться, а плаваете не очень. А потом вы десять раз из конца в конец проплываете бассейн, делаете это на последнем пределе и, выбравшись из воды, еле держитесь на ногах. Вот так я себя чувствовал, открыв дверь кабинки. Челюсть ходила ходуном, колени тряслись. Таня едва не падала, а обалдевший вид Саманты стоил всех сокровищ Востока. Я проковылял мимо не останавливаясь — лишь подмигнул, когда выходил. Потом я услышал, как Таня сказала Саманте:

— Этот мальчик знает, что делает.

Она и вправду так сказала.

Минут через десять, уже в холле, Саманта попросила меня отойти в сторону. Я приготовился к длинному нравоучению. А может, она решила отказаться от защиты. Вместо этого она протянула мне конверт и сказала, что я выронил его в туалете.

— Я не знала, чей он, и заглянула внутрь. Это та женщина из полиции? — спросила она, пока я проверял, все ли фото на месте.

— Да. Спасибо! Не говори никому, ладно? Иначе она попадет в очень сложное положение.

Саманта немного поломала голову над сказанным, потом выдала:

— Не понимаю… Как тебе это удается?

Быстротой реакции я никогда не отличался. А теперь сам поражался собственному великолепию. Понимаю, что так прозвучит совсем не оригинально, однако, забирая конверт, я брякнул:

— Почему бы нам не поужинать вместе и не покончить с этим бредом?

Саманта молча на меня уставилась. Не знаю, что у нее было на уме, так как в это мгновение объявили слушание нашего дела, и нам пришлось переключиться совсем на другое. Она не сказала «нет» — это наверняка.

Пэдди, Мэтт, Хассим и Хейзл пожелали нам удачи, а констебль Кенсингтон ободряюще улыбнулась. Саманта это заметила и посматривала на меня в полнейшем недоумении. Мы рассаживались по местам.

— Всем встать! — крикнул какой-то парень, и мы встали.

Он начал с меня и попросил подтвердить правильность имени и адреса. Потом спросил о работе. Я уже хотел сказать «безработный», но вспомнил, что за меня платит «Мунлайт», — значит я могу творить все, что захочу. Не получив немедленного ответа, служащий повторил вопрос. Я широко улыбнулся. Потом оглянулся на Пэдди и остальных и вдруг понял, что знаю ответ. Все взгляды были прикованы ко мне. Они ждали. Я ободряюще завопил — и друзья поддержали меня.