— На случай ггязи, милая Элпью. Там, куда я сегодня иду, эттого, и еще чего похуже, будет в избытке.

Элпью через черный ход побежала на конюшню сказать кучеру, чтобы подал к парадному входу лучшую карету герцогини, запряженную лошадьми, которые способны выдержать целый день за городом.

— Пока меня не будет, пгибегись там немного. Я не слишком пгивегедлива… — Уже поднявшись в карету, Пигаль оглянулась, чтобы отдать указания Элпью, ожидавшей у главного входа. — Гаспогядись, чтобы доставили шампанское от вдовы Бугн из Сент-Джеймса и свежей гыбы на завтга — с гынка, а потом выведи кошек на пгогулку в пагк. Их шлейки висят в вестибюле.

Пигаль захлопнула дверцу кареты и высунулась в окошко.

— Я сделаю все, что в моих силах, ma foi, j'en ai ras le cul![46]Думай о нас, догогуша, нам пгедстоит долгий, долгий путь. Если мне, конечно, удастся убедить ее поехать со мной.

Элпью отступила на тротуар, испугавшись, что колеса проедутся ей по ногам. Кучер щелкнул хлыстом, и лошади тронулись. Пигаль откинулась на красном бархатном сиденье, которое не сочеталось с ее платьем, которое не сочеталось с ее волосами.

— Куда вы едете, мадам? Если кто-нибудь спросит?

— Sacre bleu, догогуша! — Пигаль высунулась в окошко. — Это слишком ужасно. — Держась за шнур шторки, она крикнула на всю Бенет-стрит: — Я еду в Актон!

Элпью, как могла, постаралась прибрать в доме Пигаль. Везде, где пыль была не слишком заметна, она не стала ее трогать. Навела некоторый порядок в кладовке и оттерла пол там, куда упали яйца. Затем, обойдя дом, она покормила животных. Некоторые из зверушек были так стары, что трудно было сказать, живое это существо или чучело. Если возникало сомнение, Элпью оставляла ему немного пищи, надеясь, что подобная странность сойдет в этом поразительном доме за норму.

Посмотрев на шлейки в вестибюле, она понадеялась, что кошки не обладают сверхъестественной способностью нажаловаться на нее, поскольку вести их на прогулку в Сент-Джеймсский парк она не собиралась.

Создав впечатление, что она как следует потрудилась, Элпью завернулась в плащ и пошла в Эйнджел-Корт. Она хотела бы поговорить с камердинером — может, он припомнит что-нибудь еще. Если он, конечно, там.

Но, как она и опасалась, дом оказался заперт, ставни закрыты, и на стук в двери — как в парадную, так и в заднюю — никто не открыл.

Элпью зашла к аптекарю — спросить, не видел ли он чего.

— Они все исчезли. Все до единого. Кредиторы быстренько обошли дом, так что сомневаюсь, чтобы там осталось хоть что-то из мебели. Еще я слышал дурные новости о миссис Уилсон. Трудно представить, чтобы такая тихая, красивая женщина оказалась хладнокровной убийцей, так что, вопреки мсье Лебрену и его теории о том, что страсти накладывают на лицо свой отпечаток, мы имеем дело со злом, скрывающимся за очень милым личиком.

— Я на нее работала, — вздохнула Элпью и, облокотившись на прилавок, стала рассматривать ярды трубок и стеклянные сосуды на полках за прилавком. — Но, признаюсь, сейчас моя работа зашла практически в полный тупик.

На двери звякнул колокольчик, и в лавку скользнул мальчишка-рассыльный.

— Доброе утро, Томас! — Аптекарь взял у него список и принялся подбирать заказ. — Мешок у тебя есть? Медный купорос, — прочитал он по списку.

Достав с полки позади себя банку, аптекарь стал черпать ложкой голубые кристаллы и ссыпать их на лист бумаги, который затем свернул пакетиком — с той же ловкостью, которой Элпью восхищалась у Бетти.

— А, едкая морская щелочь. Кажется, она у меня кончилась. А если есть, то на верхней полке. Заберешься по лестнице?

— Вы же знаете, я не могу, сэр. — Мальчик, хромая, отошел назад и продемонстрировал свои недоразвитые конечности. — Простите.

Элпью осознала, что стоит между одноногим мужчиной и мальчиком с сухой рукой и изуродованной стопой. Оказавшись единственным здоровым человеком в лавке, она взяла маленькую стремянку, прислоненную к прилавку, и установила ее рядом с аптекарем.

— Будьте любезны, подайте мне вон ту банку. Верхняя полка, третья слева.

Элпью подобрала юбки и стала подниматься, держась для верности за полки. Взяв большую коричневую банку, втиснутую под рамый потолок, она подала ее аптекарю. Когда он уже дотянулся до сосуда, лестница заколебалась, потом покачнулась. Элпью выпустила банку и, развернувшись, схватилась за пыльные полки. Затем, когда лестница преодолела силу земного тяготения и перестала шататься, Элпью увидела перед глазами наклейку. Она красовалась на большой глиняной банке, стоявшей на предпоследней полке. Четким, уверенным почерком на ней был выведен номер: 33.

— Что это такое? — Тон Элпью перепугал мальчика-посыльного, который метнулся к двери. — Скорей, сэр. Вы должны сказать мне, что обозначает этот номер тридцать три.

Встревоженный внезапной переменой в поведении Элпью, аптекарь быстро снял очки и присмотрелся к банке, в которую сыщица тыкала пальцем.

— Это вовсе не «тридцать три». Это химический символ.

Элпью спрыгнула на пол и схватила аптекаря за камзол.

— Да, да. Химический символ — но чего?

Аптекарь отпрянул, пытаясь освободиться и утихомирить эту ненормальную бабу с горящим взором.

— Да ничего особенного, — ответил он, снова водружая очки на переносицу. — Всего лишь сульфид ртути. Хотя большинство людей называют его киноварью.

— Сколько еще ехать?

Пигаль удалось выманить графиню из дому. Не потому, что ее светлости не хотелось побыть с мужем, а потому, что муж рано утром покинул Джермен-стрит, отправившись на какую-то деловую встречу, и не вернется до позднего вечера.

— Деловую? Да-да, не удивлюсь, если это касается скачек в Ньюмагкете, — сказала Пигаль, затаскивая подругу в карету. — Надеюсь, ты не дала ему денег?

Графиня бодро кивнула.

— Всего несколько фунтов.

Пигаль закатила глаза и сильно стукнула веером в потолок кареты, давая кучеру сигнал ехать.

— Alors,[47]нас ждет чудесный день. Говогят, зимой английская сельская местность пгекгасна.

Карета протащилась по Сент-Джеймс-стрит, и, повинуясь удару хлыста, лошади стали набирать скорость, когда свернули на дорогу, ведущую к дорожной заставе у Гайд-парк-корнер. Кучер заплатил положенный сбор, и карета миновала ворота, отмечавшие западную границу Вестминстера.

Графиня посмотрела на обсаженную деревьями дорогу.

— Тебе не кажется, что Кингз-роуд находится слишком уж далеко, чтобы быть фешенебельной?…

— Этто не Кингз-гоуд. По ней могут ездить только коголь и его близкие дгузья. Вспомни, мы тепегь к ним не пгинадлежим.