В еще большее смятение он пришел, когда обнаружил в одном из вагонов своего коллегу из соседнего города, а также Ильзу Фишерову, вдову пльзеньского дантиста Отто Фишера, которого забили до смерти во время эвакуации из лагеря. 39-летняя вдова Фишерова и ее 17-летняя дочь Ханка побывали в Аушвице и Фрайберге вместе с остальными женщинами того поезда и слезно молили отправить их близким сообщение о том, что они все еще живы. Их короткая беседа была оборвана унтершарфюрером, который заметил жену дантиста посреди разговора с Павличеком и начал избивать ее. Начальнику станции приказали не вмешиваться, и он поспешил на станцию, чтобы передать сообщение родственникам заключенной.

Выжившей узнице по имени Лишка Рудольф также удалось поговорить с начальником станции сквозь маленькое окошко своего закрытого вагона. «Утром 22 апреля я заметила Павличека. Он увидел, насколько я голодна, и уверил меня: “Скоро я пришлю сюда еду…” Комендант поезда спросил меня, о чем я говорила с гражданским на вражеской территории. Он сказал: “Лучше тебе держаться подальше от окна, иначе мне придется тебя убить”». Чуть позже в щель приоткрытой двери вагона просунули два куска хлеба с вареньем, ей удалось перехватить их под убийственными взглядами остальных заключенных. «Меня ненавидел каждый. А после полудня мне принесли еще две булочки и два яйца через ту же щель».

Начальник станции продолжал кормить заключенных и обещал передать сообщения всем их родственникам, рискуя своей головой. Проходя мимо вагона, он услышал плач младенца. В ужасе он бросился узнавать, сколько в поезде детей. Шара не хотел, чтобы эта информация достигла Павличека, да и другим не собирался сообщать. Когда офицер наконец сознался, что их «двое или трое», начальник станции потребовал осмотреть их; его ошеломило состояние недокормленных младенцев безо всякой одежды.

Новость о новорожденных детях в «поезде смерти» быстро разнеслась по Горни-Бржизе. Некоторые, как Хана и Марк, прибыли из Фрайберга, другие принадлежали женщинам из Венусберга (по некоторым данным, никто из них не выжил). А посреди всего этого хаоса ни одна из матерей не знала о существовании других в том же положении. Павличек срочно вызвал местного доктора для осмотра младенцев и их матерей: «Я сообщил коменданту, что местный врач, доктор Ян Рот, готов помочь больным». Но предложение было грубо отвергнуто: «Мне ответили, что в поезде есть свой врач, из числа заключенных».

Расстроенный тем, что не может помочь узникам, доктор Рот вернулся домой, к своей беременной жене. Он разъяснил ей ситуацию, и она собрала малюсенькие вышитые вручную вещи, которые они готовили к рождению своего первенца, и передала Павличеку, попросив убедиться, что каждый ребенок получит одежду. Две другие матери, госпожа Бенесова и госпожа Крауликова, поступили так же, а Павличек пообещал позаботиться о передаче одежды. «Они благодарили меня со слезами на глазах… Для матерей мы приготовили особый рацион».

Приска вошла в число тех счастливых женщин, которым достались еда и одежда для Ханы, пеленки и одеяло. «Мне передали полный комплект одежды. И даже некоторые косметические средства, вроде талька и мыла, необходимые для подобающего ухода за ребенком». Когда девушка увидела очаровательные расшитые вещи для дочери, ей стало стыдно прикасаться к ним своими черными от сажи руками. Еще больше она боялась одевать в них дочь, потому что нежная кожа ребенка покрылась ранами. Прижав маленькое платьице к своему лицу, Приска почувствовала запахи крахмала и свежего хлопка, которые напомнили ей о времени, когда быть чистым считалось обычным делом. Молодая мать отложила вещи до момента, когда они прибудут к месту назначения и, возможно, смогут помыться.

Разломав хлебную булочку, которую ей передали, Приска нашла внутри записку на чешском: «Держитесь! Не сдавайтесь! Это скоро кончится!», и позволила себе на мгновение испытать радость. Остальные, обнаружив такие же записки в своем хлебе, тоже были глубоко тронуты.

В нескольких вагонах от Приски находилась Рахель с сыном, которые ничего не получили в эту ночь. Как и Приска, Рахель была рада перемещению в закрытый теплый вагон, но с таким количеством женщин вокруг и единственным маленьким окошком сверху воздух быстро наполнялся невыносимым зловонием, и уже не было дождевой воды, чтобы утолить жажду.

Анка в дальнем конце поезда даже не подозревала о том, что кому-то выдают одежду и еду. Потеряв всякий контроль над реальностью и собственной жизнью, она была признательна за то, что поезд ненадолго остановился, дверь вагона открыта и внутрь поступает воздух. «В тот момент стоял вопрос не выживания изо дня в день, а уже от часа к часу». Во время осмотра надзирателями она стояла в дверном проеме, вся покрытая ушибами и ссадинами и облепленная черной сажей. Держась за одну лишь надежду, она вдыхала свежий лесной воздух, вспоминая, как могла подолгу бродить среди деревьев с друзьями и семьей. Подобная ностальгия становилась самым страшным эмоциональным испытанием, поэтому девушка снова вспомнила слова литературной героини Скарлетт О'Хара: «Я подумаю об этом завтра».

Анка рассказывает: «Мне невероятно повезло родиться такой жизнелюбивой, это помогало мне на протяжении всей жизни… Сплошной глупый оптимизм всего-то. Что бы ни случилось, я повторяла: “Я подумаю об этом завтра”, а на следующий день все уже менялось… Мне так повезло, что я не погибла, а ведь это могло случиться в любую минуту».

Послышались приближающиеся голоса, Анка подняла голову и увидела людей, проходящих мимо, возможно, доставляя еду. «Они определенно не ожидали такого увидеть. Один из них, фермер, остановился. Я никогда не забуду выражение его лица, когда он увидел беременное тело, в котором было едва ли 30 килограмм, большинство из которых весил живот… полуживой безволосый скелет, измазанный в саже». Она вспоминает, что он резко побледнел, будто увидел нечто апокалипсическое. «Казалось, люди знали, чего ждать, но на самом деле все было еще хуже». Рядом шел офицер СС с ружьем и плетью, он сурово взглянул на фермера, после чего тот заторопился, еще не оправившись от шока. Пять минут спустя он вернулся и принес стакан молока, который протянул Анке.

Она недоверчиво уставилась на фермера. «Ненавижу молоко… никогда в жизни к нему не притрагивалась, ни до, ни после того случая. Но в тот день я взяла стакан». В этот момент унтершарфюрер поднял свой кнут над головой, размахнувшись для удара. «Фермер испугался и, казалось, сейчас он упадет замертво. Он ничего не сказал, но все отразилось на его лице. Это выражение сказало обо всех его чувствах, когда он представил, что сейчас произойдет. Офицер опустил кнут, а я выпила молоко, эликсир жизни, подаренный мне. Мне давно не было так хорошо…волшебный нектар… Думаю, это спасло мне жизнь. После всего одного стакана молока я стала сильна, как бык. Молоко позволило вновь почувствовать себя человеком».

Она вытерла губы тыльной стороной ладони и протянула стакан обратно доброму самаритянину. Девушка коротко поблагодарила его на чешском и забралась поглубже в свою угольную клетку.

Приска оказалась самой удачливой из трех матерей. Помимо одежды для ребенка, Павличек достал для нее хлеб с вареньем – «Вкуснее ничего на свете не пробовала!» Люди, по ее словам, «выстраивались в очередь, чтобы помочь. Когда офицеры из Фрайберга заметили, что происходит, то стали расспрашивать у всех о состоянии матери, родившей на заводе.