Советник тоже не сдержал улыбку. – Этот жмот Воислав понял, что был неправ, и отдал кучу денег, которые мог бы и не отдавать. Просто отличная шутка. Но знаешь что, Кеннер – ты всё-таки не увлекайся шутками, – он посмотрел на меня уже без улыбки. – Роль шута – это не самая завидная роль, и тебе она точно не подойдёт.

– Я понял тебя, княже, – послушно отозвался я.

– Ладно, – махнул рукой князь, – не хочешь говорить, ну и не надо. Но всё же ловкий ты паренёк, Кеннер Арди. И главное, упрекнуть тебя не в чем, всё у тебя как-то само собой получается.

Он помолчал немного, глядя на меня с улыбкой доброго дедушки, но убедившись, что я так и не собираюсь хвастаться, какой я ловкий паренёк, и как ловко выдавил деньжат с князя Владимирского, вздохнул и продолжил:

– Ну ладно, посмеялись, давайте о грустном теперь. Скажи-ка мне, Кеннер – Милослава имеет какое-то отношение к проблемам четвёртого механического?

– Никакого, княже, и я готов в этом поручиться чем угодно, – я посмотрел ему в глаза прямым взглядом. – Она знает только, что я в чём-то помогаю Драгане, и всё. Никаких деталей она не знает, а про Лахти она даже не слышала. Да и в чём для нас смысл заниматься такими вещами? Для нашей семьи в этом деле нет никакого интереса, это просто дружеская услуга Драгане. А проблему с тем договором мы бы и так решили через Суд чести. Немного попозже, ну так особой спешки с этим и не было.

– Просто дружеская услуга, говоришь? – хмыкнул князь.

– Ну, так предполагалось в начале, никто ведь не ожидал, что там такое вылезет. А как потом назад сдавать, раз уж мы за это взялись? Вот и приходится теперь всё это разматывать.

– Да я верю, Кеннер, верю. Я знаю, что у тебя прямого интереса в этом деле нет, Лахти просто побоялся Драгану обвинять.

– Я, конечно, точно не знаю, княже, но мне не верится, что Драгана как-то там замешана.

– Она и не замешана, – вздохнул князь. – Завод стоит, военные заказы кувырком, а виноватых нет. Вот скажи, Кеннер – разве может такое быть, чтобы виноватых не было?

– Не может, княже, – твёрдо ответил я. – Если никто не делал, значит, кто-то не предусмотрел.

– Правильно понимаешь, – усмехнулся князь. – Смотри, Хотен, какая молодёжь нам на смену идёт. А ты всё ворчишь, что от молодых толку нет.

– Идёт она на смену… – проворчал советник.

– Идёт, идёт, – заверил его князь. – Так идёт, что хоть прячься. Скажи, Кеннер – что ты думаешь про дело Лахти?

– А что я могу думать, княже? – пожал я плечами. – Я в этой интриге почти ничего не понимаю. Ясно только, что это большая политика, и что мне туда лучше вообще не лезть.

– А почему ты думаешь, что это большая политика? – князь посмотрел на меня острым взглядом. – Матиас Лахти птица невеликая.

А то ты сам не знаешь. Скорее уж тебе интересно, насколько глубоко я туда залез.

– Лахти здесь просто на подхвате, – ответил я честно. – Я думаю, он просто делал, что Остромир Грек скажет. Сама по себе эта затея с кражей денег глупая, и непонятно для чего нужная. Но вот если Грек работал вместе с владимирскими, то всё сразу обретает смысл. И этот смысл состоит в том, чтобы скинуть Драгану, а это уже большая политика. Скорее всего, даже не только Драгану, но здесь у меня даже догадок нет.

– Ну-ну, – хмыкнул князь. – Политика, говоришь. Ну а если без политики – что ещё скажешь?

– Думаю, что Лахти будет валить всё на Горана Ивлич. Если он не совсем идиот, то все деньги по фиктивному договору он отдавал Горану, себе не оставлял ничего. Но это всё просто мои предположения, княже.

– Довольно логичные предположения, – заметил князь. – А вот ещё скажи мне, Кеннер – что лично ты хочешь от суда?

– Мне всё равно, княже, моего интереса в этом деле нет. Я всего лишь поддерживаю Драгану.

Вот, собственно, и разгадка, почему княжеский суд проходит быстро и без проволочек. Князь ещё до суда выясняет позиции и ожидания всех сторон. А ближе к суду он наверняка уже обладает и самой полной информацией по делу.

– Достойно, достойно, – покивал князь. – Ну что же, Кеннер, благодарю, что поделился своими мыслями, не буду тебя задерживать.

Я встал и поклонился.

– Всего хорошего, княже, советник Хотен.

* * *

– Возьми это, – я пододвинул Кире чек. – Это вира Воислава Владимирского за его людей.

– Так разве его люди не умерли? – непонимающе посмотрела на меня она.

– Все умерли, – утвердительно кивнул я. – Скажем так: это не столько вира, сколько извинение. И сразу тебе скажу – мы его простили. Семейство Арди не имеет претензий к князю Воиславу Владимирскому за содеянное.

Зайка взглянула на чек, и глаза у неё удивлённо расширились.

– Сто тысяч? Неплохо для простого извинения. Он что, такой щедрый?

– Он, по отзывам, редкий жмот, – улыбнулся я. – Наш князь очень хотел знать, как я его убедил заплатить виру, но я ему не сказал. Тебе скажу, но только помни, что это секрет. Дело в том, что Воислав должен был приехать к маме через два месяца на обследование, ну и лечение по результатам. Об этом давно была договорённость, и даже оплата внесена. А я после этих событий попросил маму сообщить ему, что в ближайшее время такой возможности не будет, и предложить вернуть плату за лечение. Воислав понял намёк правильно.

– И сиятельная согласилась отказаться от такого пациента? – поразилась Кира.

– Разумеется, согласилась. Она же прекрасно понимает, что я попросил её сделать это в интересах семьи. Семья на первом месте для всех нас.

– Да, теперь понятно, – задумчиво сказала Зайка. – Тогда неудивительно, что он заплатил, после такого-то намёка.

– Ты понимаешь, почему об этом нельзя никому говорить? Если станет известно, что мы заставили его заплатить, это будет для него потерей лица, и он нам этого не простит. Нам такой враг не нужен. Да и для нас ничего хорошего не будет, если все будут знать, что мы можем использовать сиятельную Милославу для давления на неугодных.

– Я всё понимаю, – согласно кивнула Зайка. – Но люди всё равно что-то такое заподозрят.

– Подозревать можно всё что угодно. Пока нет подтверждения от нас, это просто глупые выдумки, которые никто не воспримет всерьёз.

– Я поняла, – повторила Зайка. – Этот чек я проведу через банк сама, никто из сотрудников его не увидит. На что мы пустим эти деньги?

– Тридцать переведёшь сиятельной, это прежде