близости человека к человеку. И я себя чувствую слепцом, у которого внезапно открылось зрение, и свет, который ослепил, все еще не передает целиком ощущения счастья, и отсюда – вся горечь, причиняемая мной тебе. Но все будет хорошо, Израиль. Оба мы только в начале пути. И я хотела бы обнять тебя всей пробудившейся страстью моего сердца…

Суббота. Наоми и Израиль вместе, в комнате, которая отведена ему на время семинара в Гиват Хавиве. Он читает ей “Приключения Тиля Уленшпигеля” Шарля де Костера, подчеркивая неточности в переводе на иврит Авраама Шлионского.

За окнами во дворе разворачивается скандал. Сторожевая собака, которую привез с собой один из слушателей семинара, чтобы она защищала его от арабов-террористов, просачивающихся из соседней долины Вади Ара в Саронскую долину, взбесилась. Разорвала огромные мешки с ватой, и трава покрылась белоснежным одеялом.

Израиль не обращает внимания на весь этот шум. Он занят превращением Наоми в выдающуюся писательницу. Он читает ей вслух, тут же анализируя прочитанное под аккомпанемент ветра, вздымающего в воздух клочья ваты, предназначенной для учениц из окружающих кибуцев.

На исходе субботы кибуц Гиват Хавива пуст. Не видно ни единой души. Они вдвоем в его комнате. Свет полнолуния врывается в широко раскрытое окно. “Луна обнимает нас” – говорит Израиль, обнимая Наоми. Глаза ее горят как свечи. Жар и холод обдают их с ног до головы, и весь мир тонет вокруг них. И они до боли сжимают друг друга так, как будто в следующий миг должны расстаться навсегда, как двое потерпевших кораблекрушение и знающих, что стоит им разжать объятия, и они погибнут. Лунный свет, дерево за окном, пьянящий воздух ночи держат их на плаву. Любовь пронизывает ее звучанием, которого она раньше никогда не слышала.

Луна разбрасывает вокруг них тени. Лихорадочный жар его тела обжигает ее. Стены и книжные полки раскачиваются их страстью, в которой боль и нежность.

Восходит солнце. Она не хочет ни есть, ни пить. Повисла на его шее, не может освободиться от чувства, которое только что пережила. Впервые в жизни дрожали грудь, руки, живот. И собственный ее крик все еще звучал в ушах. Она получила урок: в любви теряешь себя. Любовь – сильнейшее чувство, сливающее наслаждение с болью. Израиль превратил ее в женщину, достойную любви. Это новый день и новая надежда. На его уверенные руки можно положиться. С этого дня звуки нежности будут укачивать ее душу. И она отдастся им без всякого страха. У ее Израиля страсть безмерна. Она забудет грубость и насилие. Израиль показал ей жизнь и страсть с самой прекрасной стороны.

Она анализирует новые чувства и переживания. Почему она раньше не знала эту сторону жизни? Неужели сиротство, строгий отец, взросление в доме, где дети далеки от жизни и взаимной любви родителей – все эти круговращения, по сути, вылепившие ее душу, отдалили эту сторону жизни от ее мира. Неужели эта скрытая часть человеческой жизни и вовсе не коснулась ее из-за владеющих ее душой представлений о реальности? Реальности, в которой разум ищет связь с меняющимся каждый раз настроением. И потому романтические отношения между мужчиной и женщиной тоже оцениваются с позиции разума.

Опьяненная любовью, она не находит покоя. Душа ее, подавившая в себе все страсти, наполняется новой жизнью. Она свободна и готова прорваться в незнакомый доселе мир. Лицо ее расцветает от прикосновения его руки. Она чувствует это каждой жилочкой. Израиль видит, насколько она изменилась. Никогда она такой не была.

“Никогда не встречался с такой женщиной, – необычайная мягкость проступает на его лице. Он по-настоящему удивлен. – Это ведь встреча двух родственных душ, которые искали друг друга долгое время”.

Они тянутся друг к другу, и он вспоминает слова своей мачехи. “Если любишь, дай свободу любить тебя”, – говорила она ему, когда птичка трепетала в его руках. С болью и любовью выпустил он птичку из клетки и из рук.

“Мы можем принести друг другу необычайное счастье, только не требуй от меня женитьбы, я ни на минуту не забываю, что я сердечник. Не хочу, чтобы ты связывала наши судьбы. Нам достаточно того, что есть,” – голос его спокоен и мягок. Нет у нее никого, кроме него. Он – единственный, с кем она хочет делить свою жизнь, такую запутанную и лишенную человечности. Израиль понимает опасности, подстерегающие сочинителя, пребывающего в вечной борьбе с самим собой, живущего в одно и то же время в воображении и в реальности.

Гиват Хавива

8.10.53

Привет моей маленькой монахине, проживающей в башне!

Ты щедро одарила меня на исходе субботы. Открылась мне по-новому всей своей чистотой и талантом и счастьем, которое таится в тебе.

Я верю в тебя всей верой, какая существует в мире. Ты очень медленно, но верно высвобождаешься из скорлупы, как созревающий плод.

Если позволишь, я буду сопровождать это созревание. И если неверная рука нанесла ущерб твоим корням, я исцелю тебя. И если чье-то недоброе сердце искривило твой неокрепший ствол, я его выпрямлю, прости меня за высокопарность. И если невнимательный глаз не заметил роста твоей души и твоего таланта, я это сделаю, чтобы плод созрел полным и цельным. Расти, Наоми, выпрямляйся в высокое дерево, прекрасное и цветущее, ибо в тебе есть всё. Только ты – запертый сад, запечатанный источник.

Неделя началась хорошо по твоему благословению. На следующей неделе кибуц Гиват Хавива планирует “оккупацию пустыни”. Но я буду продолжать писать тебе.

Твой Израиль

На ее столе растет груда его писем. Она их читает и преклоняется перед его способностью преодолевать сложности, возникающие в его жизни, и удивительному умению устранять преграды между людьми.

14.10.53

Гиват Хавива

Наоми,

я очень волнуюсь за тебя. Только я знаю, что в тебе скрыта еще одна, дополнительная душа. Что с тобой? Какие-то в тебе невнятные, не дающие покоя, ощущения.

Я был рад видеть тебя улыбающейся, погруженной в писание романа.

Постараюсь добыть тебе соответствующие книги, чтобы облегчить тебе понимание культуры и философии наших дней, хотя ты считаешь, что я чересчур категоричен по отношению к некоторым “пророкам” современности.

Извини меня, что я перекармливаю тебя до тошноты моими премудростями.

Твой Израиль

15.10.53

Наоми,

Вчера послал тебе бестолковое письмо. Теперь, когда все во мне утряслось и прояснилось, хочу тебе сказать, что новый вариант текста намного лучше. Твой спор о Веймарской республике опять вернулся. О ней и коммунисты, и нацисты выражаются: только не эта проклятая Веймарская республика. Ты должна, все же, объяснить, откуда