В отношении поездки в Тель-Авив из-за корректуры для журнала Шлионского, не думаю, что тебе стоит себя утруждать. Ты ведь еще не совсем оправилась от простуды.

Они там сами управятся.

Всех благ и, главное, здоровья,

Твой Израиль

20.10.53

Какой потрясающий праздник ты мне подарила вчера и позавчера! Откуда у тебя такой талант превращать наши встречи в праздник?!

Сегодня утром, чтобы не потерять праздничного настроения, отправил тебе пакет с книгами. Обрати внимание на книгу Штернберга об экономических и общественных причинах, приведших нацистов к власти. Книга вышла в 1934, год прихода Гитлера, написана по личным впечатлениям автора. Там есть несколько книг по философии. Яков Клячкин пишет о неокантианце, еврее Германе Коэне. Также книга с общим историческим обзором немецкой философии XIX и ХХ веков, включая экзистенциализм, книга статей о феноменологии Эдмунда Гуссерля, продолжателя Эммануила Канта, но с сохранением веры в разум. Гуссерль отвергает психологизм, верит в логику и, тем самым, в расстилает путь Рене Декарту. Гуссерль ко всему еще еврей. Послал я тебе книги Георга Лукача. Одна из них – “Экзистенциализм” – была раскритикована коммунистами за то, что он определил это философское течение, как знамя французской интеллигенции, выступающей против нацизма. Есть там также книга Сартра об экзистенциализме как продолжении развития гуманизма, Послал я тебе то, что ты просила: статью о Кафке. Все это, рассчитанное на чтение в течение длительного времени, получишь в конце недели. Все это тебе важно для написания пятой главы романа.

Умоляю тебя об одном: не прекращай работу над романом. Пиши понемногу, но каждый день. Не переутомляйся. И будь счастлива.

Твой

Израиль

Он говорит: “Есть книги, не имеющие особого духовного значения, но их следует прочесть”.

Почти каждый день водитель из кибуца Гиват Хавива привозит ей в Азореа книги. Израиль не экзаменует ее после прочтения той или иной книги, но интересуется лишь ее отношением к идеям и мыслям в них, справедливо или несправедливо пользующихся мировой популярностью. Это его способ развить в ней критический подход.

Израилю моему привет.

Очень по тебе соскучилась. Вернулась из Тель-Авива обновленной и весьма собой довольной. Косметичка Ирма постаралась на славу. Вышла от нее “красоткой”: волосы завиты и блестящи, ногти отполированы и покрашены, исчезли усики с верхней губы. Всё радует глаз. И так как все это мимолетно, очень хочу с тобой увидеться как можно быстрей, чтобы успеть покрасоваться перед тобой. Увидимся завтра. Завтра! Была у редактора Охмани. Услышала от него критические замечания, но и похвалу. Все тебе расскажу при встрече. Взяла у него главы и завтра начну обработку седьмой главы. В библиотеке издательства “Сифриат апоалим” взяла роскошное издание стихов Шлионского. В лучших его стихах тон мягок и много печали. Некоторые стихи хотелось прочесть вместе с тобой. Дорогой мой, хорошо быть с тобою рядом. Несу в своей душе много счастья и много радости, много нежности. И все это с лихвой перекрывает и залечивает раны, из которых столько времени текла кровь. Придет день, и я исцелюсь совсем. Я чувствую, как от встречи к встрече с тобой растет мое счастье и выпрямляется моя личность. Я ведь знаю, что и твоя жизнь была нелегкой: нанесла она тебе немало ран. Хотела бы я, чтобы и мои руки, как твои, были целительны, чтобы моя любовь развеяла всю твою горечь, все печали и страхи. Верь этой любви, дорогой мой, верь! Я жду с нетерпением встречи с тобой. Приеду в субботу и в дни праздника. У меня будет четыре свободных дня. Мечтаю быть рядом с тобой безраздельно все эти дни. За здоровье мое не беспокойся. Лотшин считает, что я выгляжу хорошо. Вообще-то я девушка здоровая, и нечего обо мне так беспокоиться. Заканчиваю письмо. Уже поздно. Еще одна наша ночь, а я далеко от тебя.

Целую и обнимаю тебя с большой любовью,

Наоми

Дорогой мой Израиль.

Сегодня я вернулась домой. В ночь с пятницы на субботу, ночь праздника. Обложной и безостановочный ливень. Буря сотрясает стекла окон. Деревья вокруг моего жилища шумят. И это вовсе не отрывок из моего романа, это – реальность. От холода стучу зубами. Сижу против печи.

Мими украсила всю комнату цветами. На столе, в банке с водой, два анемона, с длинными стеблями, какими ты любишь украшать свой письменный стол. И что делает человек с собой, когда тоска по любимому трясет его, как буря снаружи? Стучит зубами? Понимаешь ли ты, что это означает. Буквы скачут, душа жаждет успокоения. Это как в некоторых опусах Бетховена: среди бури звуков неожиданно возникает мягкая и нежная мелодия, оттесняя и одолевая тяжкую поступь звуков, и постепенно заполняет все пространство. И, когда человек пребывает в одиночестве, переносить эту мелодию тяжелее, чем резкие порывы ветра и даже громыхание небесных хлябей. Обрывки мыслей и сновидений, не стреноженные дневным разумом, распускают хвосты. И чтобы успокоиться, я сосредотачиваюсь на анемонах. И чувствую твои горячие руки в своих руках, и вся горечь и угнетенность – суета сует, или все же и они как-то тоже принадлежат этим мгновениям жизни. И я сижу с тобою рядом. И каждая мягкая мелодия, каждый легкий звук, и все прекрасное, что было сказано, всплывает и влечет к себе, все подобно сокровенному кладу. Я люблю тебя, дорогой мой, и с каждым днем все сильнее.

Обнимаю тебя. Напиши мне завтра. Ожидание изводит меня. Я дышать не могу без тебя, и это вовсе не литературное преувеличение. И тебе, как редактору, не позволю вычеркнуть это признание, ибо действительно не могу дышать от желания тебя увидеть.

Твоя Наоми

Работа над романом высасывает из нее кровь. Она говорит сама себе: “брось всё. Живи, как обычный человек”. Но с самого детства она не может не писать. Невозможно сбежать от судьбы. Израиль говорит ей, что психиатрические больницы полны людьми, которые пытались бежать от собственной судьбы и трагически закончили свою жизнь.

Девочка моя.

Без конца перечитывал твое письмо, и так необходимо было мне твое присутствие рядом. Не знаю, куда деться от тоски по тебе, сотрясающей меня между отчаянием и надеждой, между скорбью и радостью, каждый раз охватывающей меня. Иногда мне хочется утопиться в море, закопать себя в землю, развеять себя по ветру, лишь бы не видеть двух черных глаз, несущих свет и тьму мира.

Не везет мне в последнее время. И то, что я сейчас излил перед тобой, следует прекратить, а то, Бог