Я сделала глубокий вдох и постаралась расслабиться – нужно настроиться прожить в таком режиме еще несколько часов.

Тут же вторая схватка накрыла меня, как цунами. И вдруг я почувствовала странное.

- Сильно давит на низ! – испуганно посмотрела я на акушерку. – Похоже на потуги!

- Вполне может быть, - спокойно улыбнулся Павел Олегович. – Третьи роды как-никак.

- Отключите капельницу! – закричала я. – Я не могу долго сдерживаться! Мне нельзя потуги! Раскрытия нет!

- Полное раскрытие, - через несколько секунд успокоил меня врач. – Я так и думал, там все мягкое такое было, готовое, какой-то капельки гормона не хватало.

Он повернулся к акушерке и скомандовал:

- Быстро детского сюда! Мы рожаем!

- Как рожаем? – растерялась я. – Уже?

- Уже, - улыбнулся врач.

Через две потуги врач-неонатолог показала мне мою чудесную девочку. У нее был длинный темно-русый чуб и круглые испуганные глазенки. Она глянула на врачей и заплакала.

Мой взгляд опять невольно остановился на часах. Они показывали десять-десять. На следующей потуге вышел послед.

- Девочка, 3800, 54 сантиметра, - отрапортовала детский врач. – У меня пока претензий к ребенку нет.

- Какое время рождения писать? – акушерка Оксана достала из стола ярко-розовый мягкий браслетик.

- Десять часов десять минут, - растерянно сообщила я. – А что – уже, правда, все закончилось? Я только настроилась на роды, собиралась несколько часов мужественно переносить схватки.

- Не повезло тебе, - хмыкнул Павел Олегович. – Даже вспомнить нечего.

- Десять минут, - не могла прийти в себя я.  – Мои роды заняли ровно десять минут: две схватки, три потуги – вот и все роды.

- Не плачь, вот она, мама, - детский врач положила принцессу мне на живот. Та еще раз пискнула и резво вцепилась в грудь.

- Ничего себе, сосуха какая, - уважительно пробасил Павел Олегович. – Грудь берет не как новорожденная, а как хороший месячный карапуз. Имя уже придумала?

- Светлана, - тихо призналась я, остро ощущая нереальность происходящего. Не бывает же родов за десять минут. Просто не бывает и все! Может, я сплю?

Из оцепенения меня вывел звонок телефона.

- Я внизу, - бодро сообщил муж. – В приемном покое, переодеваюсь. Как себя чувствуешь?

- Все хорошо, - отозвалась я. – У меня второй родзал, не перепутай. Мы тут вдвоем со Светкой лежим, заходи, познакомлю. Она – классная!

- Какая еще Светка! – рассердился муж. – Я же говорил, нужно было денег заплатить, чтобы ты одна рожала. Не хочу я с какими-то чужими тетками в родзале находиться! Это наши роды и наш ребенок.

- Она не чужая, - улыбнулась я. – Она – самая родная. Света, Светланка, доченька…

Всего через пару минут мужу торжественно вручили драгоценный сверток. Светланка насосалась молозива и пребывала в хорошем настроении.

- Как так… - взволнованно посмотрел на меня муж. – Я же разговаривал с тобой пятнадцать минут назад, ты говорила, что еще и схваток толком нет.

- Их и не было, - рассмеялась я. – Ты звонил мне в десять ноль-ноль. А в десять-десять родилась Светлана. Вот такие экспресс-роды, я сама в шоке.

- А почему Светлана? – не мог прийти в себя трижды папа. – Ты же по-другому как-то хотела назвать…

- Хотела, - согласилась я. – А сегодня ночью мне приснилось, что нашу дочь зовут Светлана. Как будто подсказал кто-то… Может, дочка сама шепнула. Тебе не нравится?

- Очень нравится, - признался муж. – Хорошее имя, светлое.

Он взглянул на торчащий дочкин чуб и добавил весело:

- Хотя сама она – темная.

- А какой ей еще быть? – улыбнулся Павел Олегович, оторвав взгляд от бумаг, которые он заполнял: - То, что у вас светлые волосы – ничего не значит. Мама у ребенка – темноволосая, это доминантный признак.

- Слышал я про эту доминанту, - хмыкнул муж. – У нас двое парней – оба голубоглазые блондины. Наперекор всем доминантам.

- Значит, будем считать, что справедливость восторжествовала, - весело пояснил врач. – Не все дети папины, должен же кто-то и мамин быть. Хотя лицом дочка все-таки на вас похожа.

А я считаю, что моей темноволосой Светлане ее имя замечательно подходит. Смотришь на нее – и на душе становится светло.

Вместо эпилога

Через два часа нас со Светой перевели в детское отделение.

Муж налюбовался дочуркой и со вздохом убежал по делам, с обещанием приехать вечером.

Медсестра застелила мне постель, сверху положив одноразовые пеленки, и объявила, что вставать можно будет через четыре часа.

Светланка тихонько сопела в своей кроватке.

- Лежи, отдыхай, - улыбнулась мне медсестра. – Пока малышка спит – и ты поспи. Если что-то нужно – зови, я рядом.

- Налейте мне воды, пожалуйста, - попросила я, бросив косой взгляд на принесенный мужем пятилитровый бутыль. – Я его из лежачего положения не подниму.

- Да, муж у тебя обстоятельный, - весело согласился Павел Олегович, входя в палату. – Захотела водички без газа – получи целую канистру.

- Это еще что… - рассмеялась я. – Я еще «Микролакс» купить просила, чтобы после родов легче было в туалет сходить.  Так знаете, сколько он мне его привез? Четыре упаковки по двенадцать штук! Теперь не знаю, что и думать – то ли он рассчитывает, что меня в роддоме еще два месяца держать будут, то ли на что-то намекает…

*Микролакс – свечи-микроклизмы*

Павел Олегович улыбнулся и пощупал мой живот:

- Так не больно?

- Нет, - покачала головой я.

- Вроде матка неплохо сокращается, - согласился он. – Но перед выпиской сделаем контрольное УЗИ. А вообще как самочувствие? Общее состояние?

- Состояние – абсолютного счастья! – честно сказала я.

- Я люблю заходить к мамочкам в первые часы после родов, - признался врач. – Когда все самое трудное позади, и остается только ощущение чуда, произошедшего здесь и сейчас. Когда рождаются дети – это здорово.

Он посмотрел мне в глаза:

- Знаешь, что было самое страшное в девяностые годы?

- Инфляция, наверное, - предположила я. – Или бандитские разборки.

- Пустые детские площадки. Когда вечером идешь с работы, и во дворе практически нет детей. Словно мир наш проклят и обречен на полное вымирание. Когда моей старшей дочери пришло