– Где найти тебя, Гарпун? – спросил главный.

– Через Адреналину.

– Держи, – протянул он деньги, немного, но с головой хватит на некоторое время. – Будет тебе работенка, будет. А теперь иди, мы отдыхаем.

Гарпун купил сигарет и зажигалку, закурил, глубоко затягиваясь. Куда направить стопы? К ней, к девушке по имени Адреналина с лицом нимфетки и потрясными сиськами. Это как раз то, что нужно. Но ее не было дома. Придет. Гарпун сел на ступеньку, сложив на коленях руки, опустил на них голову.

Девчонка... Она не успела испугаться, толком понять, что ей хана. А может, вовсе не убил? Вдруг выжила? И такое бывает.

– Эй! – Над ним склонилась Адреналина. – Ну, как?

– Порядок, – ответил он нехотя.

Едва очутившись в комнате, Гарпун сгреб в охапку Адреналину, а она выразила протест:

– Эй! Я устала. Отвали!

– Хочу! – злобно рявкнул Гарпун и швырнул ее на кровать...

На этот раз ассамблея проходила у государя. Просторная зала дворца с четырех часов наполнялась людьми, которые обязаны отбыть до десяти вечера. Иван Лукич тоже привел своих баб, аж четырех, если считать старуху. С кислым выражением лица он отыскал четыре свободных стула и повел к ним баб. Усадив их на стулья, прошептал строго:

– Значит, так, на ассамблее сидеть всем у стенки, глаза держать долу, не сметь танцевать, говорить с мужеским полом не сметь, зубы не скалить.

– А чего ж мы тута делать-то будем? – посмела встрянуть средняя.

– Молчать, дура, – елейно улыбнулся он, потому как дочери расстроились, а у него улучшилось настроение. – Довольно того, что вы нагишом ходите. Тьфу, глядеть противно!

– Вон погляньте, папa, вокруг, – надула губы старшая, – все мадамы в декольте пришли, а нас вы пилите...

– Цыц! – рассердился Иван Лукич и подобострастно уставился на главный вход: в залу вошли государь и государыня в сопровождении арапа страшного.

Прошел шепот и гул, появление арапа, о котором за пять с половиной лет забыли, заметно оживило залу. Петр хлопнул Абрама по плечу, обратился к гостям:

– Вот, арапа моего помните? Он как есть первый русский инженер пред вами. Чего стоите? Танцуйте!

Мигом встрепенулись музыканты, нестройно заиграли гавот. Абрам едва сдерживал усмешку, глядя на неуклюжесть танцующих. За пять лет возникновения ассамблей не слишком общество приноровилось к танцам. Это была настоящая пародия на французские гостиные. Правда, Абрам почти сразу устыдился, ведь и он когда-то напоминал медведя. Впрочем, некоторые дамы неплохо справлялись с элегантными па, а царь и царица танцевали просто великолепно, однако то неудивительно: Петр во всем проявлял талант.

– Отчего не танцуешь? – спросил царь, приближаясь после танца к Абраму.

– Не освоился покуда, государь, – слегка поклонился тот.

Он вернулся из Франции, изменившись до неузнаваемости. Прекрасные манеры поражали, особенно молодых дам, юноши ему подражали, восторженно ловили каждое слово, мужчины постарше завидовали, пожилые одаривали презрением. Вновь заиграла музыка, вновь пары шаркали по паркету. Абрам все же хохотнул.

– Смешны тебе мои ассамблеи? – посмотрел на него с некоторой обидой Петр. – Ничего, научатся и танцевать, и обхождению с бабами, манерам то есть. Ты не знаешь, чего стоило загнать их сюда, да еще с женами и дочерьми. Я поначалу наказывал кнутом за неявку на ассамблеи баб, наказывал мужей, ибо они запрещали женам и дочерям присутствовать на собраниях общества. А сколько слез кровавых пролили мужья и отцы, покупая платья и выводя баб в свет! Мне указ пришлось издать, где я велел, чтоб такие собрания устраивались поочередно в частных домах. Да установил регламент поведения, одежды, игр. Карты запретил вовсе, нету в них пользы, а вот шахматы и шашки стали любимым занятием. Ну и танцы. Ты бы поглядел на них несколько лет назад, вначале не умели танцевать, корявы были, да я сам учил лично, подавая пример. Главное – на ассамблеях по моему указу все равны, пригласить можно даже государыню. Ничего, понемногу на Европу становимся похожи. А вон погляди, – шепнул ему Петр, – четыре дуры у стены сидят, будто кол проглотили. Поди пригласи одну.

– Которую, государь?

– Не мамашу. Ей после ассамблей Иван Лукич рожу бьет, ежели вздумает танцевать. Выбирай из сестриц, те в обиду себя не дадут. Вот старый хрен, думает, я ничего не знаю.

Абрам направился к той, которая смотрела на него не то с ужасом, не то с восторгом. Он поклонился и предложил руку. Дамы у стены оторопели, глаза их стали больше лица.

– Вы отказываете мне? – спросил Абрам у неподвижной девушки.

– Папa не велел нам танцевать, – сказала сестра рядом и получила локтем в бок от мамаши.

– Дочь моя не так сказала, они сами не... – но, увидев грозно нахмурившегося царя, Иван Лукич улыбнулся и сказал: – Ежели желаете, то... Коли моя дочь желает... (Абрам в душе потешался.) Ты желаешь, Асечка, желаешь?..

– Я с огромадным желанием, – вскочила приглашенная, а у отца лицо совсем свело.

Не очень-то у нее получалось. На прыжках, которые должны подчеркивать легкость, она прогибалась в пояснице, что выглядело неуклюже. Абрам внутри хохотал, но девушка была очаровательна и так старалась... Пригласил ее еще. Поворачиваясь у него под рукой, она услышала его мягкий, ласковый голос:

– Вы немного скованны. Папa вас не выпорет здесь, танцуйте ради удовольствия. – На следующем па он галантно поинтересовался: – Простите мне мою дерзость, но не скажете ли вы, как вас зовут?

– Асечка Ивановна. А вас?

– Абрам Петрович. И сколько же лет вам, Асечка Ивановна?

– Уже пятнадцать, – серьезно и важно ответила она.

И еще танцевал с Асечкой Ивановной, и еще. У нее дрожали пальцы, когда касалась черной руки Абрама. Он, словно насмехаясь, спросил:

– Вы боитесь меня?

– С чего бы это! Я вообще ничего не боюсь. Волнуюсь малость. Вы все ж таки из самого Парижу прибыли, вона как ловко дансируете, а мы тута... Сплошное невежество.

Ее губки капризно надулись, Асечка Ивановна очень сердилась на себя, нескладеху. Непосредственность девушки, ее чудесные очи в пушистых ресницах, чистый и открытый взгляд всколыхнули в Абраме чувства, ранее не посещавшие его. Что-то проснулось в нем, затронуло глубоко и сильно, заполняло всего. Да, маркизы и виконтессы были восхитительными женщинами, но этой простоты и естественности в них близко не было.

– Могу ли я надеяться увидеть вас? – спросил он неожиданно.

– Ага, – без жеманства ответила Асечка.